Статья опубликована в книге Общество и политика современного Израиля под ред. А. Эпштейна и А. Федорченко (Москва – Иерусалим: «Мосты культуры», 2002), стр. 139–158 Особенности взаимоотношений между армией и гражданскими органами власти в Израиле Моше Лиссак* Введение В данной статье рассматривается проблематика развития взаимоотношений между армией и другими силовыми структурами (с одной стороны), и различными гражданскими секторами израильского общества (с * Один из крупнейших израильских социологов, лауреат Государственной премии Израиля Моше Лиссак родился в Тель-Авиве в 1928 году. Участник Войны за независимость. Профессор Еврейского университета в Иерусалиме, автор книг «Social Mobility in Israeli Society» (Jerusalem, 1969), «Military Roles in Modernization» (London, 1976), «Элиты в еврейском ишуве в Эрец-Исраэль в годы мандата» (Тель-Авив, 1981 [на иврите]) и «Массовая алия 50-х годов: неудача политики «плавильного котла» (Иерусалим, 1999 [на иврите]), соавтор (совместно с Д. Горовицем) книг «От ишува к государству» (University of Chicago Press, 1978; сокращенное издание на русском языке – Открытый университет Израиля, 1997) и «Troubles in Utopia. The Overburdened Polity of Israel» (New-York, 1989), редактор-составитель книг «Israeli Society and Its Defense Establishment» (London, 1984), «Израиль накануне 2000 года» (Иерусалим, 1996 [на иврите], совместно с Б. КнейПазом), «Из России в Израиль. Идентичность и культура на перепутье» (Тель-Авив, 2001 [на иврите], совместно с Э. Лешемом) и других. Многолетний редактор выходящих на иврите журналов «Мегамот» [«Течения»] и «Катедра». Данная статья была представлена автором в Израильском культурном центре в Москве 11 сентября 2000 года. Перевод с иврита выполнен Ниной Хеймец и Анной Резницкой. 2 другой), а также перспективы дальнейшей эволюции этих взаимоотношений в свете возможных политических соглашений между Израилем и арабскими странами. Анализируя историю отношений между армией и политической властью, а также между армией и обществом, легко обнаружить как общие для Армии обороны Израиля (ЦАХАЛ) и вооруженных сил некоторых других стран признаки, так и многочисленные особенности, отличающиеся от моделей, сформировавшихся в других демократических странах. Специфика сложившихся в Израиле отношений между армией и обществом проявляется в политической, экономической, общественной и культурной сферах. Следует отметить, что в Израиле взаимоотношения между армией и обществом никогда не находились в статичном состоянии. Модели и формы таких взаимоотношений, сформировавшиеся в первые годы существования государства, постепенно изменяются. Динамика развития арабо-израильского противостояния, всегда оказывавшая сильное влияние на роль силовых структур в израильской общественной жизни, и в дальнейшем будет играть определяющую роль в этой сфере. Модели взаимоотношений между вооруженными силами и гражданскими институтами Модели взаимоотношений между армией и гражданскими институтами в демократических обществах западных государств, наложившие отпечаток их на политическую культуру, формировались там на протяжении длительного времени, перейдя на качественно новый уровень после Второй мировой войны. Вместе с тем, хотя все эти общества отличает основанная на демократических принципах политическая культура, в них сложились различные формы взаимоотношений как между армией и гражданским обществом, так и между армией и политической властью. В рамках общего для всех демократических стран принципа полного подчинения вооруженных сил выборным органам гражданской власти существуют различные оттенки взаимоотношений между государственным аппаратом и армейским командованием. Так, например, вопрос о том, кто 3 является главнокомандующим вооруженных сил и каково юридическое обоснование его действий, решается в различных демократических странах поразному. Иногда, как в США, речь идет об одном человеке – президенте, который действует в рамках конституции страны. Иногда, как в Великобритании, речь идет о кабинете министров, действующем от имени монарха Соединенного Королевства. В Израиле решения в оборонной сфере принимаются правительством, которое действует в рамках законов, принятых парламентом. Разнообразие существующих моделей отношений между армией и обществом в демократических странах ярче всего проявляется в том, что касается пересечений между вооруженными силами и гражданскими институтами. На уровне обеих элит, гражданской и армейской, существуют различные системы взаимных консультаций, обмена информацией и принятия решений. Кроме того, существуют различные системы регулирования взаимоотношений между армией и государственным аппаратом, в центре которых находятся консультанты по вопросам национальной безопасности, чьи основные обязанности состоят в посредничестве между руководителями государственных структур и высшими чинами армии и спецслужб. Несмотря на различия, общими для всех демократических стран являются определенная размытость границ и гибкость в распределении функций между гражданским и армейским секторами. Эта размытость создает условия для непрекращающегося перераспределения полномочий между гражданской и армейской элитами, что стало причиной постоянных разногласий между ними. Взаимоотношения между этими секторами отразились также в обострившейся после окончания холодной войны публичной дискуссии по вопросу о необходимости привлечения в оборонные отрасли высококвалифицированных специалистов, на которых существует повышенный спрос на гражданском рынке труда. В центре дискуссии об основах национальной безопасности в современном демократическом обществе стоит также проблематика определения театра будущих военных действий и нового формулирования потенциальной угрозы. По всей видимости, все это требует качественно иного определения профессии военного в третьем тысячелетии. Идея подобного переопределения возникла в связи с изменениями задач, которые 4 ставятся перед армиями демократических держав. Так, например, очевидно резкое увеличение количества армейских подразделений, служащих под флагами ООН и НАТО. Предназначение этих подразделений – установление мира или гарантия его сохранения после подписания договоренностей между враждующими сторонами1 – контрастирует с изначальным предназначением профессии военного2. В свете этих перемен офицерство вынуждено приобретать квалификацию в дипломатии и базовые знания в общественных, культурных и религиозных вопросах. Знания в этих областях ранее не считалось нужным преподавать в военных академиях. Исключительные случаи, в которых они требовались, относились к периодам длительного пребывания в государствах, оккупированных в ходе военных действий (как, например, после Второй мировой войны). Наряду с этим, рост количества террористических актов и превращение их в основной инструмент политической борьбы фундаменталистов не могут не повлиять на характер профессии военного – разумеется, в направлении, отличном от того, которое возникло вследствие упомянутого принятия посреднических функций между враждующими этническими и национальными группами. Изменения происходят в структуре армии, ее размере, методах и целях военной подготовки солдат и офицеров и в других областях. Но какие бы изменения ни происходили, общей тенденцией явно станет дальнейшее размывание границ между армейской и гражданской сферами. Несомненно, что устоявшееся разделение функций размывается, а на его месте возникает и развивается новая модель, особенности и характеристики которой пока не ясны окончательно. С теоретической точки зрения вопрос о разграничении полномочий и сфер деятельности между силовыми и гражданскими структурами следует обсуждать в более широкой перспективе. Невзирая на свойственную подобным структурам консервативность, профессиональные вооруженные силы так же, как и другие 1 См.: D. Last, «Peacekeeping Doctrine and Conflict Resolution Techniques» // «Armed Forces and Society», vol. 22, issue 2 (1996), pp. 187-210. 2 См.: G. Cafocio, «The Military Profession: Theories of Change» // «Armed Forces and Society», vol. 15, issue 1 (1988), 55-70; P. Diehl, «International Peace Keeping» (Baltimore: John Hopkins University, 1993). 5 социальные институты, не застыли во времени. Они не могут не реагировать на значительное внешнее и внутреннее давление, приведшее к изменению характера взаимоотношений и перераспределению функций между силовыми и гражданскими структурами. Предложенная А. Лукхэмом классификация предполагает три возможных типа взаимоотношений между силовыми структурами и гражданскими органами власти: а) непроницаемое разграничение (integral boundaries); б) размытое разграничение (permeable boundaries); в) фрагментарное разграничение (fragmental boundaries)3. Лукхэм также предлагает основные критерии различий между тремя типами разграничения: 1) степень контроля армейской системы над контактами своих представителей с гражданским окружением; 2) степень стирания граней между полномочиями и задачами военного сектора, с одной стороны, и гражданских структур – с другой. В соответствии с этими критериями, армейская и гражданская структуры существуют в режиме непроницаемого разграничения, если «взаимоотношения между военными различного ранга и гражданскими структурами находятся под контролем лиц, ответственных за определение целей и задач вооруженных сил, то есть – верховного командования»; проницаемого разграничения, если «наблюдается полная открытость между силовыми структурами и другими группами общества – как в том, что касается определения целей, так и организационного устройства сил безопасности»; фрагментарного разграничения, если «военные чины в армейской системе, отличающейся от других структур своей структурой и целями, поддерживают разрозненные, несогласованные друг с другом рабочие контакты с окружающей их политической и социальной средой»4. Таким образом, некоторые фрагменты разграничения могут быть непроницаемыми, тогда как другие фрагменты – более открытыми. Такая типология, разумеется, весьма схематична и упрощенна, однако на ее основе можно строить некоторые предположения. Можно также перевести общие 3 См.: A. Luckham, «A Comparative Typology of Civil-Military Relations» // «Government and Opposition», vol. 6 (1977), pp. 5-35. 4 Здесь и далее цитируется вышеупомянутая статья А. Лукхэма, стр. 17-18. 6 определения в более специфические и операционализируемые. Необходимо отметить, что в каждом обществе даже при непроницаемом разграничении существуют пересечения между гражданской и армейской структурами на том или ином уровне, не говоря уже о случаях разграничения проницаемого или фрагментарного. Пересечения эти чаще всего официально санкционированы, хотя часть из них носит неформальный характер. Редкие пересечения свидетельствуют о высокой степени непроницаемости разграничения и, напротив, частые – о фрагментарном либо проницаемом разграничении. Подробное описание пересечений и взаимодействия между армейскими и гражданскими структурами возможно только на основании результатов эмпирического исследования. Так, например, необходимо выяснить: кто задействован в этих отношениях (политики, офицеры оперативных отделов, представители общественности и т.д.), какова степень их официальной структурированности, какие области они затрагивают, каков статус их участников, а также кто обладает правом решающего голоса при возникающих разногласиях. Наконец, необходимо дать ответ на главный вопрос: какова степень общественного согласия относительно характера разграничения между армейским и гражданским секторами? Другими словами, определить, какова степень согласия относительно доктрины национальной безопасности, а также места армии и других силовых структур в системе общественных приоритетов. Следует отметить, что в Израиле пересечений между гражданскими и военными структурами гораздо больше, чем кажется на первый взгляд. Можно выделить, как минимум, семь основных областей подобных пересечений: политическую (political network), экономическую (economic network), культурнопедагогическую (educational and cultural network), профессиональную (professional network), социальную (social network), а также области общественного мнения и коммуникации (communication network) и церемониально-символистическую (symbolic network). Пресечения, которые можно наблюдать в этих областях, многочисленны и, в основном, достаточно четко структурированы. Необходимо отметить, что фигурантами большинства пересечений, хотя и с различной степенью 7 регулярности, выступают высшие армейские чины, а не гражданские лица, работающие в оборонной структуре. Другими словами, солдаты и офицеры в гораздо большей степени представлены в гражданских структурах, чем люди без погон – в армии, хотя, конечно, конкретные параметры взаимоотношений между представителями военных и гражданских структур варьируются в различных областях. «Нация в военной форме»: армия, общество и политическая культура Очевидно, что взаимоотношения между армейской и гражданской структурами определяются многочисленными пересечениями как на личном, так и на официальном уровнях. На микроуровне самое значительное пересечение военной и гражданской сфер обусловлено Законом о всеобщей воинской повинности. Обязательная воинская служба – как срочная, так и резервистская – сопряжена не только с личным риском для жизни каждого солдата и офицера, но и с известными ограничениями свободы слова и свободы передвижения, а также финансовыми издержками5. Вместе с тем служба в армии сопряжена в Израиле (во всяком случае, так было до сих пор) с различными социальными «вознаграждениями», так как повышает общественный статус прошедших ее молодых людей, становясь для них своего рода «входным билетом» на отдельные престижные должности и связанные с секретностью работы как в государственном, так и в частном секторе6. Более того, служба в армии воспринимается многими в Израиле как необходимый этап формирования гражданского статуса личности, не пройдя который, невозможно стать «настоящим израильтянином». 5 См.: M. Lissak, «Convergence and Structural Linkages Between Armed Forces and Society», in M. Martin and E. Steth (eds.), «The Military, Militarism and the Polity. Essays in Honor of Morris Janowitz» (New York: Free Press, 1984), pp. 50-62. 6 D. Horowitz, «The Israel Defence Forces: A Civilized Military in a Partially Militarized Society», in R. Kolkowocz and A. Korbonski (eds.), «Soldiers, Peasants and Bureaucrats» (London: George Allen, 1982), pp. 77-106. 8 Однако, как уже говорилось, проницаемость границ между армейским и гражданским секторами не ограничивается жизнью частного лица. С точки зрения влияния отношений между армией и обществом на политическую систему, важна именно проницаемость границ на официальном уровне, поскольку эта проницаемость напрямую связана с функционированием политической системы в условиях продолжающегося арабо-израильского конфликта. Как будет показано, несмотря на частичную проницаемость этих границ, в Израиле возникло не «гарнизонное государство» (garrison state)7, а то, что принято называть «нацией в военной форме» (nation in arms). Речь идет об обществе, где многие из граждан которого участвуют в армейских учениях, а границы между гражданским и военным секторами частично проницаемы. Подобная модель позволяет вести речь о таких явлениях, как «огражданствление армии» или «милитаризация гражданского общества». Несмотря на чрезмерную обособленность армейских структур в некоторых сферах, в отдельных подразделениях силовых структур доля участия гражданского сектора относительно высока. Вместе с тем существуют сферы, в которых принятые «правила игры» дают легитимацию вмешательству армии в гражданскую жизнь, при том, что в других областях подобное вмешательство считается нелегитимным или нежелательным. С точки зрения анализа институционального устройства особый интерес представляет широкое вмешательство аналитиков силовых структур в формирование внешней политики. Речь идет о такой деятельности, как составление внешнеполитических прогнозов на основе данных военной разведки и ведение переговоров о прекращении огня и мирных соглашениях – таких, как подписанные на острове Родос соглашения о прекращении огня после Войны за независимость или переговоры между Израилем, палестинцами и арабскими странами в последнее десятилетие. Нельзя не отметить и роль армейских структур в военных администрациях, существовавших в населенных арабами районах Израиля в 1949- 7 О понятии «гарнизонное государство» см.: H. Laswell, «The Garrison State» // «American Journal of Sociology», vol. 46, issue 4 (1941), pp. 455-468. 9 1966 годах и на территориях, занятых Израилем в ходе Шестидневной войны – после 1967 года8. Чтобы проанализировать значение для общества явлений «огражданствления» армии, с одной стороны, и милитаризации гражданского сектора – с другой, рассмотрим их как функциональную экспансию силовых структур, акцентируя внимание на тех вопросах национального значения, вмешательство армии в которые считается легитимным9. Функциональная экспансия армии может выражаться двумя различными способами, примеры обоих можно найти в Израиле. С одной стороны, это может проявляться в увеличении доли участия армейского сектора во всем, что касается определения политического курса и принятия решений в важнейших вопросах государственной политики. С другой — в «гражданской» деятельности армии, например, в области образования (армейские ульпаны, служба солдат и солдаток в качестве помощников учителей и т.д.) и средств массовой коммуникации (армейские журналы и радиостанции, читателями и слушателями которых являются не только солдаты и офицеры, но и гражданские лица). С течением времени начали происходить изменения, часть которых свидетельствует о функциональной экспансии армии, а часть – о функциональном сокращении ее «гражданской» деятельности. Так, например, в экономической области после войны Судного дня имела место широкая функциональная экспансия армии, а в последние годы наблюдается значительное сокращение объемов ее участия10. О военных администрациях, существовавших в 1948-1966 годах, см.: D. Sharfman, «Living 8 Without a Constitution. Civil Rights in Israel» (Armonk: M. E. Sharpe, 1993), pp. 50-54; о военных администрациях на контролируемых территориях после 1967 г. см.: I. Lustick, «Arabs in the Jewish State» (Austin: University of Texas Press, 1980). 9 См. первую главу книги М. Лиссака «Military Roles in Modernization» (London: Sage, 1976). 10 См.: A. Mintz, «Military-Industrial Linkages in Israel» // «Armed Forces and Society», vol. 2, issue 1 (1985), pp. 9-28; A. Mintz, «The Military-Industrial Complex», in M. Lissak (ed.), «Israeli Society and Its Defense Establishment» (London: Frank Cass, 1984), pp. 103-127; С. Коэн, «Армия и израильское общество в эпоху перемен», в книге под ред. М. Лиссака и Б. Кней-Паза «Израиль накануне 2000 10 В некоторых ответственности армии, областях, находящихся сокращение вне определенных очевидных типов рамок деятельности сопровождалось одновременным расширением объема других видов участия. Так, например, изменились объем и характер участия армейских структур в сферах образования и воспитания. Не в последнюю очередь это происходило под влиянием предпочтений и взглядов сменявших друг друга начальников Генерального штаба. Занимавший этот пост в первой половине 1980-х Рафаэль Эйтан существенно расширил существовавшую в армии систему курсов для солдат (преимущественно из периферийных «городов развития»), не получивших аттестатов об окончании средней школы11. Вместе с тем в период его пребывания на посту начальника Генерального штаба деятельность армии в области культуры и средств массовой коммуникации в целом сократилась. Были расформированы крупные военные ансамбли и сокращена деятельность ГАДНы – военизированной молодежной организации допризывников. Ставший начальником генерального штаба в 1991 году Эхуд Барак предложил полностью прекратить деятельность армии в некоторых «гражданских» областях – среди прочего, речь шла о закрытии радиостанции «Галей ЦАХАЛ» [«На армейской волне»] и журналов, выпускавшихся под эгидой министерства обороны и армии. Вследствие оказанного на него общественного давления, Эхуд Барак отказался от этих планов, ограничившись частичным сокращением деятельности армии в этих областях. В 1950-х и 1960-х общей тенденцией в сфере коммуникации была функциональная экспансия армии, проявившаяся в возникновении радиостанции «Галей ЦАХАЛ», армейского еженедельника «Бе-махане» [«В военном лагере»] и других печатных органов, в выпуске издательством Министерства обороны различных серий книг и в многочисленных выступлениях военных вокальноинструментальных ансамблей перед гражданской публикой. Иными словами, года. Общество, политика и культура» (Иерусалим: издательство им. Магнеса, 1996 [на иврите]), стр. 215-232. 11 См.: М. Галь, «Интеграция военнослужащих из слабых слоев населения в армии» // «Маарахот» [«Битвы»], №283 (1982), стр. 36-44. 11 армия вела разветвленную коммуникативную деятельность, значительная часть которой была обращена к «гражданскому» рынку. В 1970-е и 1980-е функциональная экспансия армии сокращалась. Это можно объяснить как бюджетными ограничениями, так и снижением престижа армии – особенно после Войны Судного дня – и наметившимися признаками распада национального консенсуса в вопросах безопасности. Имеется в виду в основном проблема легитимности военных действий, не продиктованных насущными интересами выживания, но призванных улучшить стратегическое, политическое или экономическое положение государства. Распад национального консенсуса в этих вопросах, ставший очевидным результатом начатой в июне 1982 года войны в Ливане, привел к значительному сокращению общественного доверия к информационным сообщениям находящихся под контролем армии СМИ. Одновременно сократилось вмешательство военной цензуры в работу «гражданских» средств коммуникации (как газет, так и телевидения). Сокращение это стало результатом увеличения числа конфликтных ситуаций между прессой и цензурой, так как в большинстве подобных конфликтов журналисты добивались права опубликовать то или иное сообщение, первоначально не рекомендованное цензурой к публикации. Особенно ярко эта тенденция проявилась после Войны Судного дня, когда пресса раз за разом нарушала распоряжения цензоров12. Критический подход израильской журналистики и ее стремление действовать наперекор армии достигли апогея во время Ливанской кампании – военные корреспонденты крупнейших ежедневных газет были непримиримыми критиками целей кампании и способов ее ведения. Еще одним ярким примером может служить так называемое «дело 300 автобуса»13, сопровождавшееся нарушениями цензурных распоряжений со стороны газет. Можно заключить, что граница между военным и гражданским секторами в Израиле изначально была размытой. В последние годы в этой области 12 См.: Х. Носек и Й. Лимор, «Военная цензура в Израиле – временный компромисс между противоречивыми ценностями» // «Кешер» [«Связь»], №17 (1995), стр. 45-62 [на иврите]. 13 См.: М. Хофнунг, «Израиль – безопасность страны и власть закона» (Иерусалим: издательство «Небо», 1991 [на иврите]), стр. 271-276. 12 произошли определенные перемены. В некоторых сферах, например, в обороннополитической области, границы между двумя секторами стали более проницаемыми, в то время как в других, например, в области культуры, все заметнее именно разграничение между ними. Описанные процессы происходили в рамках тех «правил игры», более или менее принятых как политической и военной элитами, так и гражданским населением в целом. Нормативная система, сложившаяся в этих условиях, сформировала ту политическую культуру, которая доминировала в Израиле на протяжении многих лет. Только после распада национального согласия относительно использования военной силы для разрешения политических проблем и начавшимся снижением престижа армии как таковой после Войны Судного дня и Ливанской кампании стали раздаваться голоса, призывающие пересмотреть сложившиеся нормы или хотя бы часть из них. Если прежде система общественных взаимоотношений весьма способствовала, – во всяком случае, до 1973 года, — созданию политической культуры, в которой одну из главных ролей играли связанные с национальной безопасностью понятия и которая стала общим знаменателем для обоих секторов – армейского и гражданского, то после Войны Судного дня этот общий знаменатель испытал значительную «переоценку ценностей». В тот период большую активность проявили представители академических кругов. Их критика оборонной политики Израиля охватила многие области – от обсуждения недостатков израильской демократии, вытекающих из тесной связи оборонного сектора с гражданскими государственными и общественными структурами, и до попыток привести как можно больше свидетельств о «милитаристском» характере израильского общества. Недостатки израильской демократии, особенно те, которые прямо или косвенно проистекали из необходимости постоянно решать диктуемые интересами национальной безопасности задачи, обсуждались целым рядом исследователей. В этой связи анализировались такие проблемы, как низкий гражданский статус израильских арабов и особенно арабов с оккупированных территорий (которые лишены 13 гражданских прав, которыми обладают арабы, проживающие в Израиле14); цензурные ограничения на публикации о различных аспектах деятельности армии и о военной политике Израиля15; частичная политизация армии, особенно в период, когда во главе правительства стоял Д. Бен-Гурион; а также недостатки в системе судопроизводства и проблематичность самого понятия «власть закона», ставшие следствием существования нескольких обособленных юридических систем на территориях Иудеи, Самарии и сектора Газа16. При этом оказалось, что проницаемость границ между политическими и армейскими структурами не была односторонней. Наряду с вмешательством армии в создание оборонной доктрины в различные периоды обнаруживалось и проникновение в армейскую область партийной политики. Хотя сам Д. Бен-Гурион и проводил политические назначения старших офицеров ЦАХАЛа, его весьма беспокоила угроза политизации армии, и он стремился по возможности противодействовать ей 17. В 1940-е и 1950-е взаимодействие между профессиональными военными и политиками нередко имело ярко выраженный политический оттенок. Тенденции вовлечения армии в политическую жизнь государства заметно ослабли после отставки Д. Бен-Гуриона, когда на постах главы правительства и министра обороны его сменил Леви Эшколь. Другим проявлением стремления генералитета стать частью политической элиты была и остается практика «кооптации» высших офицеров, после их выхода в отставку, на ведущие позиции в различных партиях. Эта тенденция ярко проявилась и на выборах 1996 и 1999 годов, когда депутатами Кнессета стали генералы Эхуд Барак, Матан Вильнаи, Ицхак Мордехай, Амнон Липкин-Шахак и 14 См.: S. Smooha, «Part of the Problem or Part of the Solution: National Security and the Arab Minority», in A. Yaniv (ed.), «National Security and Democracy in Israel» (Boulder: Lynne Rienner, 1993), pp. 105-128. 15 См.: P. Lahav, «The Press and National Security», in A. Yaniv (ed.), «National Security and Democracy in Israel» (Boulder: Lynn Rienner, 1993), pp. 173-196. 16 17 См.: М. Хофнунг, «Израиль – безопасность страны и власть закона», стр. 281-292. См.: Y. Peri, «Between Battles and Ballots: Israeli Military in Politics» (Cambridge: Cambridge University Press, 1983), pp. 61-67. 14 бригадный генерал Авигдор Кахалани. Следует учитывать, что многие генералы уже были избраны в Кнессет ранее; среди них Ариэль Шарон, Биньямин БенЭлиэзер, Рехаваам Зеэви и другие. Стремление едва ли не всех израильских партий включать отставных генералов в списки своих кандидатов в депутаты Кнессета показывает, что партии видят в высшем офицерстве средство мобилизации голосов избирателей и используют для укрепления своего статуса престиж армии как символа гарантии безопасности Израиля. Как вмешательство армии в вопросы формирования внутренней и внешней политики, так и связь между партиями и военными выявили две стороны проблемы проницаемости границ между политической и армейской структурами. Иногда один и тот же феномен приводит к проницаемости границ в обоих направлениях. Участие вышедших в отставку офицеров высшего ранга в решении политических проблем служит, с одной стороны, каналом влияния военных на политику с помощью профессиональных знаний и доктрин, усвоенных этими офицерами за годы пребывания в армии, а с другой – инструментом в руках политической системы для уменьшения своей зависимости от профессиональных офицеров, продолжающих службу в рядах вооруженных сил. Остается открытым вопрос о том, являются ли вышедшие в отставку военные политиками, контролирующими армию, либо же исполняют роль «лоббистов» интересов армии в высших эшелонах власти. Положение, при котором армия принимает участие в процессах принятия политических решений, находит свое выражение и во взаимоотношениях между армейской верхушкой и гражданской элитой. Этот феномен иногда называют «сотрудничеством между элитами»18. Такому определению можно придать различные смысловые исследователями оттенки, отношений часть между из армией которых и также государством отмечена в других демократических обществах в период после Второй мировой войны. Тесные официальные и неофициальные контакты между армейской верхушкой и 18 См.: Y. Peri, «Between Battles and Ballots: Israeli Military in Politics», pp. 172-174; Y. Peri, «Political-Military Partnership in Israel» // «International Political Science Review», vol. 2, no. 3 (1981), pp. 303-315. 15 частными лицами или группами гражданской элиты в большинстве западных демократий привели к сближению военной и политической элит. Вместе с тем между большинством либерально-демократических государств и Израилем до сих пор существует различие в объеме и степени подобного сотрудничества. Израильской военной элите удалось завоевать более высокий статус в обществе и большее политическое влияние, чем военной элите в других демократических странах. Недавним примером служит активное вмешательство военных в переговоры с представителями Палестинской администрации о выполнении подписанных за последние восемь лет соглашений. В то же время гражданская элита стремится принимать как можно более активное участие в процессах в сфере национальной безопасности, особенно с помощью многочисленных контактов с армейской элитой в рамках сложившихся систем общественных взаимоотношений. Подобные взаимоотношения не сводятся к контактам между офицерами, находящимися на действительной службе, и высокопоставленными политическими и административными чиновниками, с которыми они общаются в силу занимаемой должности; они предполагают еще и наличие дружеских связей, возникающих при неформальных знакомствах19. Одним из результатов подобных связей стало то, что офицеры, находящиеся на завершающем этапе действительной службы – то есть на вершине своей военной карьеры – начинают воспринимать окружающую действительность с гражданских позиций. Поскольку офицеры в Израиле выходят в отставку в сравнительно молодом возрасте (45-55 лет), многие отставные офицеры, занимая высокое положение в различных гражданских структурах, продолжают поддерживать контакты с бывшими коллегами или подчиненными, находящимися на действительной воинской службе. Более того, офицеры в отставке иногда продолжают выполнять функции высшего командного звена в качестве резервистов. Разветвленные системы 19 См.: D. Maman and M. Lissak, «The Impact of Social Networks on the Occupational Patterns of Retired Officers. The Case of Israel» // «Forum International», vol. 9 (1990), pp. 279-308; D. Maman and M. Lissak, «Israel», in C. Danopoulos and D. Watson (ed.), «The Political Role of the Military: An International Handbook» (Westport CT: Greenwood Press, 1996), pp. 223-233. 16 общественных взаимоотношений также вносят свой вклад в сближение между военной и гражданской элитами. Вместе с тем сотрудничество между армейской и гражданской элитами не свидетельствует о полной проницаемости границ между ними. Оно основывается на «правилах игры», определяющих, с одной стороны, области легитимного вмешательства армии в гражданскую деятельность, а с другой стороны – профессиональную автономию армии, препятствуя излишнему вмешательству гражданского сектора в происходящее в ней. Важно подчеркнуть, что после ухода с действительной военной службы офицеры высшего звена распределяются по всему политическому спектру, от правоэкстремистских движений до центристских, от умеренных до левоэкстремистских. Степень плюрализации израильского общества чрезвычайно велика, даже если брать только еврейский его сектор, и еще выше, если рассматривать еврейский сектор вместе с арабским, в свою очередь также весьма раздробленный. В израильском обществе, по крайней мере с 1967 года, не было и нет согласия по вопросам национальной безопасности. Количество точек зрения на проблему национальной безопасности примерно равно количеству партий и идеологических течений, представленных в Кнессете (на сегодня – более пятнадцати). После выборов в Кнессет первого созыва присутствие военных, продолжающих службу, в списках кандидатов в депутаты было запрещено. Офицеры не «навязывают» обществу свою точку зрения хотя бы потому, что они – после своей отставки – вступают в разные партии, нередко выступающие с взаимоисключающих позиций. Причина подобных расхождений во взглядах среди отставных военных кроется в плюрализме в самой армии, особенно среди высшего офицерства. Значительные расхождения в политических взглядах в среде высшего офицерского звена не являются точной проекцией полярных политических пристрастий в гражданском секторе, однако фактом остается то, что за последние годы начальник генерального штаба и высшее офицерство не выработали единой позиций ни по одному из военно-стратегических вопросов. Примеров этому немало. Достаточно вспомнить взаимоисключающие мнения, высказанные высшими офицерами о способе ведения Ливанской кампании (в 1982-1985 годах) 17 или о разрешении конфликтов с палестинцами и сирийцами. Иными словами, в Израиле никогда не возникало военной «клики», которая становилась бы носительницей обособленной и только ей присущей военно-политической доктрины20. В Израиле армия не регулирует систему норм и ценностей гражданского общества, поскольку внутри самой армии подобная четкая система норм и ценностей отсутствует21. Армия и общество в Израиле: попытка прогноза С самого своего создания вовлеченное в тяжелый и продолжительный конфликт, Государство Израиль не функционировало как изолированное общество. Привившиеся в Израиле основные демократические нормы, равно как и уклад жизни его граждан, не соответствовали ощущению постоянного чрезвычайного положения. Израиль не превратился в «гарнизонное государство». Можно сказать, что как раз частичное вмешательство армейских структур в деятельность гражданского сектора, касающуюся вопросов национальной безопасности, парадоксальным образом позволило сохранить правила демократической игры и мирный уклад жизни. Процессы частичного сближения армейского сектора с гражданским, как через определенную милитаризацию гражданского сектора, так и посредством известного «огражданствления» сектора армейского, предотвратили превращение армии в клику, находящуюся в отношениях конфронтации с гражданской элитой. Однако те же причины, которые привели к снижению вероятности фактического контроля армии над гражданским сектором и превращения ее в регулятор системы норм и ценностей израильского общества, облегчили оборонным структурам привлечение и использование политиков в своих целях. 20 См.: Y. Peri and M. Lissak, «Retired Officers in Israel and the Emergence of a New Elite», in G. Harries-Jenkins and J. Van Doorn (eds.), «The Military and the Problem of Legitimacy» (London: Sage, 1976), pp. 175-192. 21 См.: Y. Peri, «The Impact of Occupation of the Military: The Case of the IDF, 1967-1987)», in I. Peleg and O. Seliktar (eds.), «The Emergence of a Bi-national Israel: The Second Republic in the Making» (Boulder: Westview Press, 1989), pp. 143-168. 18 Все вышеописанное происходило в «эпоху войны». Что может произойти, если Израилю действительно удастся добиться мира с палестинцами и арабскими странами? В этой статье невозможно дать подробный прогноз, поскольку политическая ситуация в ближневосточном регионе представляется крайне нестабильной. Можно лишь с сугубой осторожностью указать на возможные – при выполнении некоторых условий – пути развития взаимоотношений между армией и обществом. Первой отправной точкой предварительного обсуждения служит то, что само вхождение в «послевоенный» период связано с тяжелой идеологической и политической борьбой. Жестокий характер этой борьбы отчетливо проявился в убийстве Ицхака Рабина в ноябре 1995 года. Схематично можно представить два возможных сценария завершения мирного процесса с палестинцами и Сирией. Один может быть определен как «пессимистический», другой – как более «оптимистический». Пессимистический сценарий может осуществиться в случае, если окончательное урегулирования с палестинцами и сирийцами будет обусловлено, помимо всего прочего, широкомасштабным выселением жителей из еврейских поселений, находящихся на контролируемых территориях. Вероятность развития этого сценария связана также с характером компромиссов, касающихся статуса Иерусалима. Она не зависит от того, какой блок – правый или левый – будет находиться у власти. При подобном развитии событий вероятность проявления насилия со стороны праворадикальных движений или одиночек, разделяющих фундаменталистскую религиозную идеологию, высока. Опасность такой ситуации связана не только с проявлениями насилия или взаимной ненависти, но и с глубокими шрамами, которые подобные проявления оставят в израильском обществе. Шрамы эти затянутся очень нескоро, если это вообще произойдет: в напряженной политической атмосфере расстояние между полярными политическими лагерями еще более увеличится. Более оптимистичный сценарий может реализоваться, если в процессе окончательного урегулирования будут найдены компромиссные, приемлемые для большинства населения, решения по вопросам поселений, статуса Иерусалима, границ и урегулирования проблем безопасности. Такое развитие событий сможет 19 в немалой степени нейтрализовать разрушительный потенциал сложившейся на сегодняшний день ситуации. Угроза для демократии как таковой снизится, а шрамы, которые оставит процесс арабо-израильского политического урегулирования, будут не такими глубокими. Вторую отправную точку составляют изменения, уже сейчас происходящие в самой армии, и те, что произойдут там в ближайшем будущем. Изменения эти в первую очередь касаются сокращения активности силовых структур в связи с возможным сокращением бюджета. Уменьшается как количественный состав армии, так и объем производства военной промышленности. Эти и некоторые другие факторы повлекут за собой структурные изменения в количественном соотношении между солдатами срочной службы и резервистами. В настоящий момент происходят также серьезные изменения в объеме «гражданских» функций армии и в характере «обязательности» воинской службы. Сокращение гражданских функций может повлиять на характер разграничения между армией и гражданскими структурами. Израильское правительство должно будет выработать новую политику в области обеспечения национальной безопасности. Ответа требует целый ряд вопросов. Прежде всего, в какой мере призыв на срочную службу будет обязательным или, наоборот, селективным? До настоящего времени опыт обязательной армейской службы был одним из главных «входных билетов» в гражданское общество. Когда армия утратит эту функцию, появится необходимость переформулировать задачи военной службы и найти новые способы усиления мотивации призывников22. Кроме того, если резервистская служба также станет уделом избранных групп военнослужащих и офицеров боевых частей, встанет вопрос выбора между необходимостью выплаты компенсаций за период военных сборов и вероятностью того, что предполагаемые резервисты будут от сборов уклонятся. Относительно регулярной армии также потребуется найти новые пути привлечения военнослужащих и повышения их мотивации в условиях жесткой борьбы за специалистов высокого уровня с 22 См.: D. Horowitz and B. Kimmerling, «Some Social Implication of Military Service and the Reserve System in Israel» // «European Journal of Sociology», vol. 15 (1974), pp. 262-276. 20 гражданскими рынками труда. Тянущийся уже несколько лет спор вокруг зарплат и пенсий профессиональных военнослужащих пока не принес результатов, и вопрос по-прежнему остается открытым. Продолжающееся сокращение «гражданских» функций армии может нанести серьезный ущерб ее деятельности в сферах образования, абсорбции и культуры. Вместе с тем нельзя исключить вероятность расширения и укрепления некоторых «гражданских» функций армии. Например, проект совмещения военной службы с получением университетского образования (проект «Тальпиот») может получить более масштабную, чем прежде, поддержку, привлечь талантливых молодых людей в регулярную армию на длительные сроки и тем самым сохранить качество офицерства, одновременно усилив позиции армии в конкурентной борьбе с гражданским рынком труда. Возможно также, что будет раздаваться все больше голосов в поддержку существования параллельных армии и не зависящих от нее структур, где граждане, освобожденные от военной службы, могли бы проходить альтернативную гражданскую службу. Все эти процессы несомненно приведут к изменениям в оборонной доктрине, некоторые из которых уже начались. Пока не ясно, что именно произойдет, но можно предположить, что это будет не усиление милитаризации общества, но напротив, освобождение от того, что принято называть (хотя и не всегда справедливо) «религией национальной безопасности». Также можно предположить, что обширные сферы пересечения между армейским и гражданским секторами будут сокращаться. Только резкое ухудшение ситуации в области национальной безопасности способно тенденции в израильском обществе и укрепить их. оживить милитаристские