Аркадий Мартынов Вековые итоги системной трансформации в России: от социа-

Аркадий Мартынов
Вековые итоги системной трансформации в России: от социалистической революции к постсоциалистической эпохе.
История, поистине, имеет огромное значение, несмотря на все предпринимавшиеся попытки ее забвения в нашей стране. Для понимания современных тенденций макросоциальных трансформационных изменений в
первую очередь необходимо объективно учесть их значимые прошлые тенденции. По сути дела требуется оценить прошлый исторический путь развития России через призму процесса макросоциальной системной трансформации.
Но как охватить необычайно богатый событиями путь развития нашего
государства, продолжающийся более 11 веков - от Вещего Олега до наших
дней?
Конечно, все исторические коллизии системных трансформационных
сдвигов учесть невозможно. Однако разумно было бы ограничить свою задачу. А именно: выявить прошлые системные трансформационные перемены,
осуществление которых в их фактической (!) последовательности с определенного исторического рубежа привело к формированию корневых институтов нынешнего российского общества. В качестве такого рубежа этих трансформационных переходов правомерно рассматривать ту самую потрясшую
весь мир революцию в октябре 1917 года, положившую начало установлению
социалистического строя в нашей стране. При этом, несомненно, дореволюционную траекторию трансформации России как макросоциальной системы
тоже следует принимать во внимание. Как дополнительный источник информации к размышлению…
1. Социалистическая системная трансформация.
Начнем с необходимого пояснения. Тема социалистического прошлого
является главным образом прерогативой обстоятельных изысканий профессионалов-историков. Мы, конечно, не собираемся вторгаться в их епархию.
Наша задача состоит только в максимально емком освещении коренных
трансформационных поворотов, произошедших за период существования социалистического строя в нашей стране.
Революция и становление социализма.
Итак, обратимся к событиям октября 1917 года, ставших апофеозом
тектонических революционных преобразований нашего общества за всю историю его существования. Революция произошла под лозунгом «Вся власть
Советам». И это была действительно народная революция с самым активным
участием рабочих, крестьянских и солдатских масс. По существу Октябрьское вооруженное восстание, а точнее, насильственное свержение коалиционного Временного правительства явилось исполнением решения II Всероссийского съезда Советов, законодательно утвердившего переход в их руки
всей власти в стране1. События октября 1917 года стали завершающим аккордом превращения Советов, являвшихся непосредственной формой народовластия на местах, в органы революционной государственной власти.
Но также бесспорно и то, что с самого начала после свержения царского режима в феврале того же года в Советах стали доминировать большевики
и их ближайшие союзники. Тем самым де-факто Октябрьская революция была и большевистской революцией, означавшей начало системного трансформационного поворота в сторону создания социализма в России, а фактически
в бывшей Российской империи.
В контексте сказанного нельзя обойти вниманием широко распространенное представление об Октябрьской революции, положившей начало установлению социалистического общественного строя, как результате очень маловероятных и исключительных обстоятельств. Мы полностью разделяем такую историческую интерпретацию.
Действительно, любому объективному исследователю ясно, что именно
истощение ресурсного и человеческого потенциала нашей страны в ходе
Первой мировой войны явилось главной материальной предпосылкой к общенациональному революционному взрыву. При этом такому исходу крайне
способствовали самоубийственный курс Временного правительства на продолжение войны с Германией и откровенно безответственная политика его
поощрения со стороны Англии и Франции. Все делалось ради интересов Антанты, но только не ради национальных интересов России.
Уместно напомнить и о следующем историческом факте. После разгона учредительного
собрания (в начале января 1918 года) Россия была, как бы официально, провозглашена
Республикой Советов III объединенным съездом Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов.
1
С позиции сегодняшнего дня удивительно неадекватной кризисной ситуации военного времени выглядит и внутриполитическая деятельность
представителей Временного правительства, пытавшихся играть в демократию на западный манер. По сути дела революционная агитация большевиков
и их союзников за насильственное свержение существовавшей власти и якобы за установление представительной власти Советов на местах происходило
вполне легально в процессе «митинговой» стихии. В полную противоположность большевистским вождям волевых лидеров национального масштаба,
способных повести страну по пути буржуазно-республиканского развития,
просто не нашлось. И это еще один из казусов российской истории.
Исключительную роль в осуществлении социалистической революции
в России сыграли и сугубо личностные факторы. Вспомним, что после бесславного падения российской монархии в феврале 1917 года со стороны значимых политических сил не было никаких ожиданий дальнейших коренных
социальных перемен. Но это не устраивало Ленина. Именно его сверхчеловеческое провидение (называемое многими сатанинским) возможности инициирования общенародной революции снизу, выраженное в знаменитых «Апрельских тезисах» вопреки мнению остального руководства большевистской
партии, стало отправным пунктом апокалипсических событий к концу 1917
года. Беспрецедентная во всей мировой истории роль личности Ленина в революционном процессе, приведшем к установлению нового общественного
строя в нашей стране, остается неоспоримым фактом исторического случая.
В результате революции произошла, пользуясь выражением Ленина,
экспроприация экспроприаторов. В руках новой власти оказалась основная
собственность на экономические ресурсы. За кратчайшие сроки были национализированы почти вся крупная промышленность, железные дороги, банки,
внешняя торговля, а банковское дело было объявлено государственной монополией. Имела места и повсеместная социализация земли, в первую очередь, выразившаяся в переделе частнособственнических земель в уравнительное землепользование в соответствии с интересами большинства крестьянства.
Возникли и институты социалистической координации. Так, повсеместно был внедрен рабочий контроль над промышленной и торговой деятельностью: исходя из декрета ВЦИК, решения органов рабочего контроля
были обязательны для всех владельцев. Был создан и Высший совет народно-
го хозяйства (ВСНХ), призванный играть роль всеобщего экономического
органа власти2.
В политической сфере, используя Советы на местах и их центральный
орган – ВЦИК как приводные ремни, большевики и их ближайшие союзники
сосредоточили в своих руках всю исполнительную и законодательную власть
и остатки судебной власти. При этом без всяких намеков на демократию, с
максимальной полнотой использовалась печально знаменитая доктрина диктатуры пролетариата для оправдания мер по подавлению любой оппозиции3.
Борьба с классово чуждыми элементами, в число которых попало большинство имущих людей, сразу стало отличительной чертой революционного
правления.
Большинством современников русская революция была воспринята как
отказ от всего прошлого. Однако на самом деле завоевание власти большевиками отнюдь не означало институционального утверждения нового общественного строя. До этого было еще очень далеко. Реально в тогдашней России, что признавал и Ленин в «Очередных задачах советской власти», сосуществовало несколько общественных укладов: патриархальный, мелкотоварный (главным образом в сельском хозяйстве), капиталистический, государственно-капиталистический и новый уклад, который мог стать социалистическим. Несмотря на «красногвардейскую атаку» на капитал само существование страны в решающей мере обеспечивали неформальные институты сугубо
несоциалистического характера.
Разразившаяся гражданская война только законсервировала проблему
институциональной «разношерстности» российского социума. В этот период,
так называемого военного коммунизма, никаких серьезных корневых институциональных сдвигов не произошло. По-прежнему, как и в первый послереволюционный период, минимально необходимая хозяйственная деятельность
и другие формы социальной деятельности осуществлялись главным образом
в рамках неформальной, далеко не социалистической институциональной
среды.
В первые революционные годы его возглавлял Алексей Рыков, главный экономистполитик в большевистском руководстве и будущий руководитель правительства в период
1924-1930 гг.
3
Стоит заметить, что среди членов революционного правительства, созданного большевиками и их союзниками, не было ни одного человека с настоящим пролетарским прошлым.
2
Далее последовал недлительный период НЭПа, началом которого
обычно считается принятое в марте 1921 года ВЦИК, высшим на тот момент
государственным органом, решение о замене продразверстки продналогом.
Через призму процесса системной трансформации переход к НЭПу
правомерно интерпретировать как признание большевистской властью сложившегося статус-кво: сосуществования социалистического институционального порядка с частнокапиталистическим институциональным порядком.
На практике это означало принятие стратегии восстановления потенциала
страны путем развития несоциалистических хозяйственных укладов, в
первую очередь частнокапиталистического, при сохранении превалирующей
роли социалистического уклада, охватывающего стратегически важные отрасли (так называемые командные высоты) национальной экономики.
Из сказанного следует, что переход к НЭПу не был спряжен с масштабными институциональными пертурбациями, а значит и со значительными трансформационными издержками. И действительно, в восприятии большинства очевидцев той эпохи НЭП возник как бы сам по себе.
Почему же тогда период НЭПа оказался столь непродолжительным?
Будем следовать реально свершившемуся пути российской истории4.
Он свидетельствует о том, что в жизнь был успешно претворен план Сталина
и его ближайшего, в основном чекистского окружения. Временное развитие
свободной внутренней торговли и частнокапиталистических отношений фактически привело к созданию первоначальных накоплений для дальнейших
по-настоящему социалистических преобразований. По сути дела основная
часть накоплений частнокапиталистического сектора и оставшиеся в наличии
материальные накопления сельской буржуазии (кулаков, по официальной
терминологии) стали главным ресурсом для осуществления догоняющей
промышленной индустриализации и коллективизации сельского хозяйства.
В подтверждение сказанного обратимся к самому Сталину: «социалистические элементы нашего хозяйства, борясь с элементами капиталистичеМы сознательно не будем обсуждать до сих пор животрепещущий вопрос, была ли возможной трансформация социальной системы России времени НЭПа в смешанную систему
социалистической ориентации, прежде всего, в случае политической победы «правой оппозиции» - Рыкова, Бухарина и их единомышленников. Тем более, за кадром остается вопрос о сугубо гипотетической возможности по существу социал-демократической переориентации большевистской партии, за которую выступал оппозиционный «коалиционный» блок во главе с Троцким, Зиновьевым и Каменевым. Это увело бы нас слишком далеко от основной заявленной темы.
4
скими, овладевают этими методами и оружием буржуазии для преодоления
капиталистических элементов… с успехом используют их для построения
социалистического фундамента нашей экономики» (Сталин И.В. Соч., т.7,
с.369). Этот замысел вполне удался. С точки зрения конечных результатов
трансформационных преобразований НЭП, действительно, оказался временным отступлением на пути строительства командного социализма. Его институциональную ипостась составила строго упорядоченная административная вертикаль власти. Эта власть реально обладала основными ресурсами,
включая человеческие, и распоряжалась их использованием.
Тем самым можно утверждать: так называемая Сталинская революция
сверху (правильнее ее было бы назвать скрытым и верхушечным государственным переворотом) как системный трансформационный процесс в отличие от НЭПа потребовала огромных затрат, которые, правда, были заранее
изысканы.
Чрезвычайный командный социализм.
Завершение НЭПа ознаменовало наступление эры командного социализма. Он продлился несколько десятилетий, повлияв на весь будущий путь
развития страны вплоть до сегодняшнего дня.
Несомненно, принципиальное значение имеет следующая историческая
коллизия: становление институтов командного социализма совпало с периодом коренного технологического переворота в нашей стране. По своему историческому типу этот макро трансформационный сдвиг следует относить к
позднеиндустриальной технологической модернизации. Она произошла в ведущих западных странах еще в начале 20 века. И альтернативы догоняющей
технологической модернизации в нашей послереволюционной стране, призванной оставаться полностью независимой от капиталистических стран,
просто не было.
Вместе с тем имеет смысл повторить известный вывод: на рубеже 19201930 гг. был выбран вариант самой радикальной, всеобъемлющей технологической модернизации как исходного составного фронтальных преобразований отечественной промышленности и всей национальной экономики. Такое
непосредственное сочетание во времени и пространстве процессов внедрения
новых технологий и создания нового промышленного потенциала ранее не
имело прецедента в истории. В результате именно за счет технологических
инноваций был достигнут огромнейший прирост промышленного производства в годы первых пятилеток.
Определенно близка к истине сугубо неофициальная и хорошо известная точка зрения, согласно которой успех ускоренной технологической модернизации во многом объяснялся сохранившимся революционным духом
того времени. Он проявился в творческом энтузиазме нового поколения специалистов, занятых инновационной деятельностью и, главное, внедрением
новых технологий.
Также, конечно, нельзя не отдать должное гибкой политике государства, проводившейся в технологической сфере. И здесь, конечно, следует
упомянуть об исключительно важной роли самих государственных руководителей - проводников этой политики. Прежде всего, Серго Оржоникидзе и
Валериана Куйбышева.
Особо стоит акцентировать внимание на эффективном заимствовании
передовых иностранных технологий. Для этого широко привлекались высококвалифицированные иностранные конструкторы, менеджеры и инженеры,
деятельность которых оплачивалась по самым лучшим стандартам. Вместе с
тем была обеспечена ускоренная подготовка собственных квалифицированных кадров, в частности, для авиационной промышленности.
Как известно, в дальнейшем, начиная с середины 1930 гг., интенсивность технологических преобразований кардинально снизилась. Существенно сузилась и сама область распространения масштабных инноваций. Они
происходили главным образом в границах военно-промышленного комплекса (ВПК). Феномен «закрытых» технологий, о котором мы уже упоминали,
закономерно стал следствием государственного курса на жесткое противостояние ведущим индустриальным странам Запада. Техническое сотрудничество с капиталистическим миром, имевшее место в первые годы индустриализации, было полностью свернуто.
Главной материальной основой социализма рассматриваемого типа
фактически выступала внерыночная экономика. Следует подчеркнуть: проведение супериндустриализации и сплошной коллективизации сельского хозяйства в конце 1920-х - начале 1930-х годов было невозможно при сохранении существенных рыночных отношений. Потребовалась принципиально
иная система ценностных измерителей, ориентированных на максимальное
использование дешевых, фактически неоплачиваемых, сырьевых ресурсов и
сверхэксплуатацию труда рабочих и крестьян.
Основные императивы экономического развития того времени рельефно обозначены в существующих официальных документах. Они заключались в достижении гарантированной экономической независимости государства в условиях “империалистического” окружения и формирования экономического потенциала для последующего строительства социализма. Претворение в жизнь указанных целей потребовало экстраординарных, беспрецедентных решений:
 достижения мощного военно-промышленного потенциала на базе ускоренной индустриализации промышленности и порядкового расширения сырьевого сектора;
 централизации основных ресурсов сельского хозяйства посредством его социализации;
 создания самих институтов командной системы в соответствии с
характером чрезвычайного социализма.
Видимо, оглядываясь на всю пройденную историю социалистического времени, нет смысла отрицать успешность выполнения основных поставленных целей позднеиндустриальной трансформации отечественной экономики. За беспрецедентно короткий период была создана мощная промышленная база, обеспечившая возможность самостоятельного развития страны
на длительную перспективу. Наличие практически безграничных с позиций
того времени запасов природных и других первичных ресурсов, так же как и
трудовых ресурсов, создавало потенциальные возможности для эффективной
ускоренной аккумуляции капитала в ВПК, тяжелой промышленности и сырьевом секторе путем реализации традиционного эффекта экономии на масштабах.
Вместе с тем такой курс экономической трансформации мог быть эффективным заведомо ограниченный период времени. Воспроизводство высокого уровня производственной активности и сформировавшейся ярко выраженной капиталоемкой структуры народного хозяйства могло достигаться
только за счет колоссальных инвестиций и столь же колоссальных затрат
первичных ресурсов. В дальнейшем, по мере исчерпания материального и
людского ресурсного потенциала поддержание высоких темпов роста по
большинству отраслей становилось все более проблематичным в условиях
советской экономики, а затем и просто неразрешимым. Как известно, на рубеже 1960-1970 гг. функционирование ВПК, тяжелой промышленности и сырьевого сектора, отвлекавшее на себя основную часть материальных, инве-
стиционных и трудовых ресурсов, стало непреодолимым тормозом для повышения темпов развития и ускорения позитивных структурных сдвигов в
гражданской промышленности и других секторах экономики.
В политическом отношении это был социализм чрезвычайного времени, можно сказать социалистической опричнины. Нет нужды напоминать о
всесилии репрессивных органов, являвшихся прямыми наследниками революционного Чека – орудия «красного» террора во время гражданской войны.
Власть целенаправленно поддерживало состояние «единения» общества путем проведения постоянных кампаний репрессий, используя жупел угрозы со
стороны классового врага и мировой контрреволюции.
В таких условиях существенной трансформации самих политических
институтов в определенном направлении просто не происходило. Политическая жизнь практически полностью определялась степенью раскрутки маховика репрессий.
Статусная пирамида того времени оказалась совсем далекой от той, о
которой помышляли большевики в начале революции.
Уже в начальный период становления командного социализма возникла так называемая советская номенклатура – по существу закрытая каста высокопоставленных государственных чиновников. Ее утверждение обычно
связывают с введением в середине 1930-х гг. по личной инициативе Сталина
“конвертного” метода поощрения номенклатурных чиновников и использования в дальнейшем других методов их поощрения - путем предоставления
государственных дач, специального медицинского обслуживания и других
благ, недоступных для обычных граждан. Правда, обратной стороной привилегий бюрократии выступала «революционная» практика самого жестокого
наказания, нередко расстрела, за совершаемые ошибки.
В то же время основная масса трудящихся выступала в роли ничтожных «винтиков» гигантского тоталитарного государства. Статусная, да и
имущественная дифференциация была колоссальной, хотя бы в сравнении со
странами капиталистического мира.
Органы советской власти на местах стали фактическим придатком административной централизованной системы во главе со Сталиным и его
ближайшим окружением. Ни о каком народовластии, совместимом с деятельностью сталинской бюрократии, не могло быть и речи. Само понятие
Советская власть потеряло внутренний смысл, оно стало употребляться как
синоним государственной власти в условиях командного социализма.
Особую тему, которую нельзя не затронуть хотя бы очень кратко,
представляет культурная трансформация в рассматриваемый исторический
период. Ее фактические итоги определенно неоднозначны.
Трудно подвергнуть сомнению позитивный результат «культурной революции» в отношении ликвидации неграмотности и повышения уровня образования населения. Вместе с тем создания социалистической пролетарской
культуры как доминирующего институционального порядка в духе марксистского вероучения не произошло. Ни Сталину, ни возникшей номенклатуре, в среде которой реально было очень мало выходцев из рядов рабочего
класса, пролетарская культура, конечно, была чужда. Ее атрибуты только в
незначительной степени использовались в идеологических целях.
Фактически создание именно социалистической культуры было возложено на крайне разноликий слой художественной интеллигенции, лояльный
власти и ее идеологическим установкам. При этом всячески ограничивался
доступ к культурным произведениям, не вписывавшимся в рамки официальной идеологии. И постепенно главной официальной темой культурной жизни
стало прославление государственного руководства во главе с товарищем
Сталиным.
Стоит добавить, что угодные власти видные деятели культуры находились на положении номенклатурных чиновников. Такая ситуация сохранялась на протяжении всего дальнейшего периода социалистического развития.
Наверно, самое весомое преимущество командного социализма сталинской эпохи заключалось в возможности сверхмобилизации и сверхконцентрации человеческих усилий и материальных ресурсов на выполнение определенных задач. Особенно успешно эта возможность использовалась в рамках системно-целостной военной экономики, распространявшейся далеко за
границами военно-промышленных отраслей5.
Постараемся быть максимально объективными. Победа Советского
Союза в Великой Отечественной войне была достигнута в существенной мере вследствие продуктивной работы предприятий военной промышленности,
находившихся в особом режиме централизованного планирования и управления. Создание в кратчайшие сроки (хотя бы в сравнении с «Манхэттенским» атомным проектом в США) ядерного оружия, а в дальнейшем потрясПринципы и методы управления военно-экономической системой исчерпывающе описаны в знаменитой книге Николая Вознесенского «Военная экономика СССР в Великую
Отечественную войну», возможно, наиболее достоверного документа той эпохи.
5
шее весь мир достаточно продолжительное (на рубеже 1950-1960 гг.) лидерство нашей страны в освоении космического пространства также было обеспечено в результате успешной координации огромного числа звеньев военной промышленности. Нельзя забывать и о поддержании устойчивого качественного паритета вооружений СССР и ведущих западных стран – еще одном свидетельстве достаточно эффективного функционирования военноэкономической системы в рамках командного социализма.
Длительное время очень продуктивной в сугубо практическом смысле
являлась и официальная идеология. Вера в светлое коммунистическое будущее была глубоко распространена в широких слоях нашего народа. Именно
во многом благодаря этому был успешно использован энтузиазм широких
масс трудящихся в годы первых пятилеток, завершившихся созданием мощного индустриального потенциала. По существу имел место феномен общественного аффекта, хорошо изученный в социологии.
Вместе с тем следует заявить со всей определенностью: с точки зрения
общепризнанных макросоциальных критериев негативные результаты развития нашей страны в сталинскую эпоху заведомо перевешивают положительные.
Действительно, подавляющая часть занятого населения, не имея возможности прилично зарабатывать, находилась на положении сверх эксплуатируемого пролетариата, сводящего концы с концами. На одном полюсе общества находилась номенклатура вместе с художественной элитой и высшей
научной интеллигенцией, на другом - огромнейшее число бездомных, беспризорных детей и нищих инвалидов.
Нельзя забывать и об использовании в доселе неведомых масштабах
рабского труда заключенных, в том числе в ходе хищнического освоения невоспроизводимых природных богатств. Отличительной чертой сталинской
эпохи выступал и фактически принудительный труд в аграрном секторе, который был вопиюще экономически неэффективен.
Но самым неприемлемым, по отзывам современников, было состояние
самого социального климата. Люди просто устали от «чрезвычайности» и несправедливых репрессий органов госбезопасности после тяжелейших военных испытаний. Становилось все более очевидным, что основные институты
чрезвычайного и потому неизбежно временного командного социализма
тормозят дальнейшее развитие общества. Вспомним о предсмертных пророческих словах Сталина, обращенных к окружавшим его высшим коммуни-
стическим сановникам: «Пропадете вы без меня». Возможно, это были искренние слова человека, последний честный политический поступок которого, по мнению авторитетных историков, заключался в голосовании, еще в августе 1917 года, против курса на социалистическую революцию в России.
Добавим, вопреки позиции всех остальных руководителей большевистской
партии!
В контексте сказанного нельзя пройти мимо очень важной исторической коллизии. Отход от ортодоксально социалистического пути развития
мог состояться еще в период послевоенной реконструкции и модернизации
отечественного народного хозяйства в конце 1940 годов. Как известно, в тот
период идея перехода к государственно-регулируемому рыночному хозяйству, за которую ратовал (хотя и абсолютно негласно) Николай Вознесенский, бывший тогда Председателем Госплана СССР, серьезно рассматривалась в высших кругах власти. Достаточно напомнить о позитивном отношении к этому замыслу «второго» человека в государстве - Лаврентия Берия и
молчаливом “нейтралитете” самого Сталина. Весомыми косвенными свидетельствами в пользу существования реальной альтернативы отхода от прежней траектории макросоциальной трансформации являются фактическая консервация деятельности Центрального комитета партии (в тот период не состоялось ни одного его пленума!) и негласный запрет на преподавание общественных наук в учебных заведениях (вместо них изучался только Краткий
курс ВКП (б)). И вполне возможно этот альтернативный замысел мог быть
практически реализован, если бы не сложившиеся в дальнейшем неблагоприятные обстоятельства для кардинальных общественных перемен: чрезвычайно значимые внешнеполитические провалы на Ближнем Востоке и Югославии и, конечно, болезнь самого Сталина при внутренних раздорах в руководстве страны.
В результате самим Сталиным после сфабрикованного «Ленинградского дела» был инициирован возврат к власти коммунистической партии с ее
огромной бюрократической структурой. Как известно, именно на 19 съезде
КПСС (в 1952 г.) произошло кардинальное обновление состава ее Центрального Комитета. Фактически сформировалась когорта новых руководителей
партии на протяжении нескольких будущих десятилетий.
Послесталинский социализм.
Как показал сам дальнейший ход истории, возможности развития советского социализма, возникшего в результате революции Октября 1917-го,
оказались далеко не исчерпаны. Созданный индустриальный и инфраструктурный потенциал и завоеванное политическое положение сверхдержавы,
обладающей термоядерным оружием, позволили на долгое время обеспечивать в целом самодостаточность страны как макросоциальной системы.
Огромное значение имело и состояние общественного сознания: у значительной части граждан нашей страны после всех перенесенных испытаний
сохранялась вера в идеалы коммунизма.
Смерть Сталина ознаменовала собой начало следующего этапа социалистической системной трансформации в нашей стране. Главным официальным идеологическим императивом развития страны было объявлено завершение строительства социализма как первой стадии коммунизма по Марксу
и Ленину и притом исключительно под руководством КПСС.
Практически это означало утверждение новой модели командного, хотя
и совсем не чрезвычайного социализма. Его основным субъектом выступала
партийная номенклатура (партократия), пришедшая на смену высокопоставленным сталинским чиновникам и в их числе руководителям репрессивных
органов. В этой связи имеет смысл акцентировать внимание на том, что одним из первых решений нового руководства страны во главе с Хрущевым
стал вывод партийного аппарата из-под постоянного контроля спецслужб.
Одновременно, уже с сентября 1953 года, был восстановлен прокурорский
контроль над следствием органов госбезопасности.
В ряду исторических перемен того времени наиболее значимым стал
политический процесс по осуждению культа личности Сталина на 20 съезде
КПСС. Были восстановлены общепринятые нормы законности. Это дало
возможность добиться реабилитации огромного числа людей, пострадавших
от предвоенных (в 1937-1938 гг.) и послевоенных массовых репрессий.
Вместе с тем коммунистические руководители ни на йоту не хотели
расставаться со своей монополией на власть. Ни о каком политическом плюрализме речи не возникало. Достаточно напомнить о жесточайшем подавлении сторонников социал-реформизма во главе с Имре Надем в Венгрии.
Менее существенно произошедший системный трансформационный
сдвиг проявился в технологической и экономической сферах.
Технологическая трансформация по-прежнему происходила главным
образом на основе сугубо «закрытых» инноваций, заделом для которых стали
реализованные в предшествующий период инновации соответствующего типа. Самыми знаменитыми из технологических достижений той поры стали
создание термоядерного оружия (водородной бомбы) и баллистических, а затем и космических ракет. Также кардинальный технологический прорыв был
достигнут в атомной энергетике и электроэнергетике, в некоторых отраслях
машиностроения.
Заметим, что нередко в качестве главной причины технологических достижений в рассматриваемый исторический период называют раскрепощение
инициативы ученых, конструкторов и инженеров, обусловленное духом «оттепели». Но это только остается гипотезой.
Следствием закономерной постепенной дезактивации военноэкономической системы и в целом достаточно длительного процесса десталинизации стало известное ослабление централизации планового руководства народного хозяйства и внеэкономического воздействия на предприятия, имея в виду, прежде всего, применение репрессивных мер в отношении
их руководителей. Объективным дополнением чисто административных методов управления, претворявшихся в жизнь с помощью известных сталинских рецептов, стали методы материального стимулирования в рамках так
называемой хозрасчетной системы (с учетом великого множества ее конкретных вариантов). Таким путем достигался определенный консенсус между целями государства, оставшегося вплоть до краха социализма в СССР
единственным полноценным экономическим субъектом, отдельными предприятиями и их работниками. Вместе с тем институты командной экономики,
регламентировавшие в форме плановых заданий деятельность хозяйственных
субъектов, по существу остались прежними.
Единственным значимым реформаторским начинанием следует считать
попытку перехода от отраслевой структуры управления к территориальной.
Однако эта организационная реформа, не подготовленная с точки зрения институционального, ресурсного и кадрового обеспечения, полностью провалилась.
Впрочем, изменения неформальных экономических институтов определенно имели место. По-видимому, в наибольшей мере они коснулись сферы розничной торговли. Здесь в условиях существенного роста основных ви-
дов доходов населения (заработной платы, пенсий и, конечно, жалованья чиновников) постепенно утвердились товарно-денежные отношения, которые
можно назвать отчасти рыночными.
Также нельзя забывать о том, что отходу от сталинского политического
курса сопутствовала существенная демилитаризация экономики6. В результате стало возможным действительное повышение народного благосостояния.
Произошла «тихая» жилищная революция 1956-1964 гг., в ходе которой примерно четверть (!) населения страны переселилась из коммуналок в отдельные квартиры.
Никто не ставит под сомнения принципиальные изменения статусной
структуры общества в рассматриваемый исторический период.
Особо имеет смысл заострить внимание на следующем обстоятельстве,
имеющем коренное значение для понимания будущих исторических перемен
на рубеже 90-х годов. Произошедший системный трансформационный сдвиг
оказался сопряжен с возникновением и успешным утверждением в недрах
социалистического строя новой буржуазии, которую принято называть советской. Прекращение чрезвычайной политики репрессий по сути дела означало снятие препятствий для личного обогащения и в дальнейшем накопления де-факто частного богатства.
Вполне закономерно новая буржуазия стала пополняться в первую очередь за счет представителей номенклатурной страты, наивысшая позиция которой в статусной пирамиде стала устойчиво непоколебимой7. Именно к высокопоставленной бюрократии, после того как постоянные сталинские чистки канули в лету, перешло распоряжение на правах реальных хозяев основной частью формально общенародной собственности.
Доминирующее положение в обществе представителей номенклатуры
непосредственно выражалось в их реальных доходах, получаемых как бы в
соответствии с коммунистическим принципом по потребностям и в десятки
При этом стоит уточнить, что все-таки главной предпосылкой этого процесса стало достижение относительного паритета стратегических вооружений СССР и США. В первую
очередь он выразился в принятии на вооружение нашей армией баллистических ракет с
ядерным зарядом, способных достигнуть американского континента.
7
Здесь более чем резонно сослаться на изданные за рубежом книги Михаила Восленского
«Номенклатура. Правящий класс Советского Союза» и Владимира Шляпентоха «Общественная и частная жизнь советских людей». По широко распространенному мнению, эти
книги - лучшие из всех написанных обществоведческих произведений, посвященных
бывшему СССР.
6
раз превышавших доходы обычных граждан. Такое неравенство в решающей
мере объяснялось огромными размерами «бесплатных» привилегий в виде
потребления продовольственных и иных продуктов (включая импортные),
пользования государственными дачами, качественного медицинского и санаторно-курортного обслуживания и других льгот, распределяемых по закрытым каналам, в сравнении с заведомо низкой заработной платой трудящихся.
О ее неприемлемом уровне можно было судить, исходя из рассчитанных эталонов потребления (так называемых рациональных потребительских бюджетов). По существу, если пользоваться традиционной марксисткой терминологией, имело место отчуждение значительной части прибавочного продукта
общества, созданного трудящимися в пользу номенклатуры; тем самым она
выступала в роли эксплуататорского класса.
Уместно было бы обратиться к так называемому «завещанию» крупнейшего марксиста-теоретика Евгения (Ене) Варги – интереснейшего, хотя,
увы, сейчас забытого документа социалистической эпохи. Оно было инициировано многими фактами паразитического существования и морального
разложения советской элиты. В их числе, получившем всемирную огласку
сексуальным скандалом с советским министром культуры Александровым и
его приятелями – высокопоставленными правительственными чиновниками8.
Предрекая разложение социалистического строя в случае дальнейшего
утверждения негласного порядка несправедливого распределения общественных благ в пользу номенклатуры, Варга оказался провидцем.
Следует принимать во внимание и существовавшие многообразные
способы дополнительного обогащения бюрократии, особенно хозяйственных
руководителей. Наиболее известные из них заключались в приписках, получении взяток за оказание незаконных услуг, а также обыкновенном присвоении государственных средств. И, хотя борьба со злоупотреблениями бюрократии объявлялась одной из приоритетных задач деятельности партийных
органов, особенно партийных комитетов отдельных организаций, она носила
сугубо косметический характер и реально не представляла угрозу для номенклатуры.
Нельзя не отметить, что особую и наиболее известную касту советской
буржуазии представляли руководители предприятий розничной торговли,
Именно мировой резонанс вызвала размещение на первой странице «Пари-матч», самой
популярной французской газете того времени, фотографии голого Александрова, бегущего за юной нимфой (несовершеннолетней воспитаннице циркового училища).
8
прежде всего, директора крупнейших магазинов в Москве и тогдашнем Ленинграде. Объяснение этому вполне очевидно. Магазины, обслуживающие
высокопоставленную бюрократию, фактически находились вне зоны государственного контроля. А в условиях быстро возраставшего розничного оборота возникали очень значительные ниши для осуществления нелегальных и
очень выгодных торговых операций.
Весьма быстро в послесталинское время набрала обороты и нелегальная экономика, впоследствии обычно называемая теневой. Ее основу составили неформальные институты частного предпринимательства, сохранившиеся и после массовых репрессий, а главными действующими лицами выступали дельцы из криминального мира – тоже полноценные представители советской буржуазии. При этом, как свидетельствуют многочисленные примеры (в частности, нелегального производства водки), теневой бизнес существовал в основном благодаря использованию государственных ресурсов, то
есть при соучастии руководителей государственных предприятий. Такое взаимовыгодное сотрудничество руководителей теневой и официальной экономики являлось, на самом деле, одной из знаковых черт всего дальнейшего
развития страны вплоть до краха социалистического строя.
Впрочем, несмотря на все сказанное, было бы неправильно в духе
марксистской односторонности идентифицировать советское общество того
времени как «номенклатурный социализм». Участие в общественной жизни
других социальных страт, помимо номенклатуры, было весьма весомым.
Особенно значимой оказалась роль образованных слоев населения или, пользуясь прежней терминологией, научно-технической и гуманитарной интеллигенции. Этому во многом способствовала временная демократизация нашего
общества, так называемая Хрущевская «оттепель». Именно тогда произошли
грандиозные научные, технические и другие творческие свершения, из которых навсегда останется в памяти полет Гагарина в космос. И, будем справедливы, они были во многом достигнуты благодаря тем социалистическим институтам, которые обеспечили получение образования широкими массами
населении и возможность раскрытия их творческих способностей.
Реальный социализм.
Как известно, период «оттепели» продлился недолго. Имел место очередной системный трансформационный сдвиг, выразившийся в переходе к
так называемому реальному социализму времени правления Брежнева.
Явные ошибки Хрущева, в их числе, некомпетентное «самоличное»
реформирование аграрного сектора, определенно имели значение. Но главную причину отказа от курса на демократизацию общества, конечно, следует
связывать с «воцарением» новой партийной номенклатуры во главе с Брежневым; ведь за время упоминавшего возврата к абсолютной власти КПСС
прошло более 10 лет. Подавляющее большинство партийных, а с ними советских и хозяйственных руководителей всех уровней совсем не устраивало
свободолюбие масс, часто выражавшее в критических настроениях в отношении власть предержащих. Устойчивому положению номенклатуры соответствовало состояние общественной пассивности, что и произошло в Брежневскую эпоху – эпоху «застоя», по оценке большинства ее очевидцев.
Хорошо известны итоги технологической трансформации за рассматриваемый период. Эпоха реального социализма была ознаменована кардинальным углублением технологического отставания нашей страны от ведущих индустриальных стран западного мира. Это стало в дальнейшем одной
из главных причин краха социализма в нашей стране.
Никто не ставит под сомнение крупные фундаментальные достижения
советских ученых в тот исторический период. Однако они не нашли должного практического применения. Очевидная причина тому - отсутствие весомых мотиваций к внедрению научно-технических достижений в условиях
«уравнительной» системы оплаты труда. Профессия научного работника стала массовой, но отдача от огромного числа научно-исследовательских институтов (НИИ) оказалась поистине мизерной.
Также распространению технологических инноваций крайне мешали
ведомственные барьеры. Действовавший в каждой организации ВПК режим
секретности наглухо закрывал возможность передачи или, используя современный термин, трансферта новых технологических разработок в гражданские отрасли. И даже речи не возникало, хотя бы по причине отсутствия необходимых правовых норм, о практическом внедрении механизма денежной
оценки результатов деятельности инноваторов в зависимости от их экономического эффекта.
Замедленная технологическая трансформация оказалась сопряжена со
стагнацией ресурсных, организационных и особенно институциональных
сдвигов в экономической сфере. По-прежнему, как и в сталинскую эпоху,
подавляюще доминирующую роль в отечественной экономике играли ВПК и
сырьевой сектор.
По единодушному мнению, именно в рассматриваемый период СССР
безнадежно отстал по уровню экономической эффективности от западных
стран. Действительно, в основных промышленных и инфраструктурных отраслях сохранялся низкий уровень производительности труда. По оценкам
специалистов, он примерно в 2,5 раза уступал уровню, достигнутому в США.
Такой разрыв в решающей мере объяснялся отсутствием весомых мотиваций
к высокопроизводительному труду. «Просиживание на работе» явилось, без
всякого преувеличения, знаковой чертой реального социализма.
По-прежнему самым кризисным звеном экономики нашей страны, как
всем хорошо известно, оставалось сельское хозяйство. Фактически имел место недостаток продуктов питания, особенно овощей, фруктов, мяса, при их
невысоком качестве на фоне неприемлемо низкой эффективности сельскохозяйственного производства, особенно на стадии транспортировки, хранения и
переработки. По всем основным показателям (уровню урожайности зерновых, среднему надою и др.) наша страна на порядок отставала не только от
капиталистических стран, но и от ряда стран ”Третьего мира” и прежних социалистических стран (таких, как Венгрия и Чехословакия). И самой настоящей «черной дырой» оказалось сельское хозяйство, когда в него стали вкладывать огромные средства в ходе выполнения Продовольственной программы на рубеже 1980 гг.
Отличительной чертой отечественной экономики являлось и расточительное ресурсопотребление. Согласно официальным межотраслевым балансам экономики СССР за 1962-1989 гг., доля внутреннего оборота по всем сырьевым отраслям на порядок превышала величину, характерную для развитых капиталистических стран. О кардинальном технологическом отставании
нашей страны в области использования сырьевых ресурсов свидетельствуют
международные сопоставления. По результатам международных сопоставлений, в 1985 г. уровень удельного энергопотребления в 2 раза превышал уровень в странах, входящих в Организацию Экономического Сотрудничества и
Развития (ОЭСР).
Общеизвестна удручающая картина падения фондоотдачи по всем без
исключения крупным промышленным отраслям народного хозяйства и
крайне длительные сроки реализации инвестиций. Долгострои были буквально на каждом шагу. Нельзя забыть и о том, насколько беспрецедентно
разорительным оказался ряд инфраструктурных проектов (строительство
БАМ, сооружения канала Волга-Чограй, мелиорации земель и др.).
На словах все были за создание действенных материальных мотиваций,
как со стороны отдельных работников, так и коллективов предприятий. Однако все попытки привнесения в отечественную экономику полноценных
рыночных институтов наталкивались на сопротивление господствовавшей
партийно-государственной номенклатуры. В экономической демократизации
она видела угрозу для своей безраздельной власти и огромных привилегий.
Достаточно вспомнить о причинах провала хозяйственной реформы во
второй половине 1960 гг., лично инициированной Алексеем Косыгиным как
руководителем правительства СССР. Как известно, по мере осуществления
этой реформы очень скоро до неприемлемо критического уровня усилился
макроэкономический дисбаланс между централизованно контролируемыми
капиталовложениями и потребностями в них нижестоящих хозяйственных
звеньев. Коренной причиной такой ситуации, конечно, стало расхождение
интересов между партийным и министерским аппаратом, с одной стороны, и
руководством предприятий, с другой.
Наверно, не стоит напоминать, что отличительной чертой реального
советского социализма выступала экономика дефицита. По заключению многих исследователей, это была экстремально аномальная экономика9.
Большинство производителей не были ориентированы на реальный
спрос. Например, продукция химического машиностроения и сельскохозяйственного машиностроения в большей своей части просто принудительно
навязывалась потребителям.
Но особенно негативное воздействие на состояние всего общества оказывал потребительский дефицит (автору приходилось длительное время заниматься аналитическими изысканиями в этой области). Со стороны власти
на всех ее уровнях прилагались большие усилия для увеличения предложения потребительских товаров и услуг. Достаточно вспомнить о принуждении
посредством материальных стимулов и просто административного давления
предприятий тяжелой промышленности и даже сугубо военной промышленности к выпуску товаров широкого потребления. Однако такого рода политические решения заведомо не могли стать адекватным ответом на происходившее повышение качественного уровня потребительских запросов в биологически ценных продуктах питания, модной одежде, предметах длительно-
Можно рекомендовать обратиться к обстоятельному труду Виктора Рязанова «Экономическое развитие России» (СПб.: Наука, 1998).
9
го пользования с высокими эстетическими и эргономическими характеристиками, люксовых услугах и т.д.
Фактически, это тоже неоспоримый факт истории, относительная стабилизация состояния потребительской сферы достигалась в решающей мере
с помощью рестрикционного налогового рычага. Более точно, с помощью
установления акцизного налога на отдельные товары массового спроса и,
прежде всего, самого приобретаемого из них – водку. Как хорошо известно, в
отдельные годы правления Брежнева именно «водочные» доходы занимали
наибольший удельный вес в государственном бюджете. Обратная сторона
медали такой практики также хорошо известна: неумеренное потребление
некачественного алкоголя сопровождало жизнь целых поколений и крайне
способствовало глубочайшей депрессии в советском обществе, от которой
избавиться так и не удалось.
Вполне закономерно углубление потребительского дефицита в рамках
легальной экономики способствовало усилению нелегального, теневого по
общепринятой терминологии оборота товаров и услуг. Теневая экономика
как губка впитывала в себя избыточные денежные накопления многих слоев
населения. По оценкам исследователей, к началу 80-х годов колоссальные по
тем временам денежные накопления объемом более 200 миллиардов рублей
фактически оказались выведены за границы официальной экономики. Феномен роста теневого денежного оборота, представлявший в тот период публично не обсуждаемую тему, непосредственно проявлялся в грандиозной
коррупции номенклатуры и обычного чиновничества, а также деятельности
мощных мафиозных групп, объединявших всесильных «слуг народа» и крупных дельцов-акул теневого мира. И есть все основания полагать, что первоначальное накопление частного капитала фактически состоялось уже к концу
Брежневского правления.
Тем не менее, экстенсивное использование дешевых (естественно при
существовавших деформированных ценах) природных и людских ресурсов
вкупе с огромнейшим производственным и жилищным строительством позволяло длительное время поддерживать высокие темпы экономического роста. Особо значимым его источником стало наращивание экспорта сырьевых
ресурсов. Достаточно сказать, что за период 1965-1985 гг. доля сырьевого
экспорта выросла с 18% до 55% (!).
В результате, от этого факта истории тоже никак нельзя отвернуться,
имел место длительный и весьма значимый рост личного благосостояния, в
том числе за счет импорта относительно качественных потребительских товаров. В отличие от настоящего времени ощущение социальной стабильности и социальной защищенности на протяжении почти двух десятилетий сопровождало жизнь большинства граждан нашей страны.
Очень неоднозначны итоги культурной трансформации в эпоху реального социализма. Идеологический партийный контроль над литературой и
другими видами художественного творчества оставался весьма жестким. Тем
не менее, культурная жизнь конца 60-х и 70-х годов была интересной, ознаменованной большими художественными достижениями. При этом художественная и научная интеллигенция занимала высокие статусные позиции.
Несомненно, позитивная сторона социализма проявлялась в широкой
доступности настоящих, совсем не суррогатных культурных благ. Так, при
воспоминании о той эпохе всегда приходит на ум феномен популярности тогдашнего отечественного телевидения, являвшегося собеседником почти
каждой советской семьи.
В то же время бескультурье оставалось чертой жизни очень многих
наших соотечественников. Достаточно вспомнить о жесточайшей дедовщине
в армии. Она сопровождала жизнь всех молодых поколений в эпоху реального социализма и продолжилась после нее.
В целом институциональная ипостась реального социализма оставалась
командной. Формальные институты социализма такого типа отличались закостенелым консерватизмом. Фактически они воспринимались как неизменные, идущие от всевышнего официальные регламентации поведения всех социальных субъектов. Изменение этих правил даже сугубо на локальном
уровне допускалось только по команде сверху, инициатива осуществления
институциональных реформ снизу была практически исключена.
В итоге, реальный социализм, существовавший в Советском Союзе,
оказался явно недостаточно конкурентоспособным в сравнении с альтернативными социальными системами. Эта модель социализма, обладавшая рядом привлекательных черт, не выдержала проверку временем.
Как известно, попытка кардинального обновления реального социализма была предпринята в непродолжительное правление Андропова в 1983 году. Проведенные кампании по очищению высшей номенклатуры от явных
коррупционеров (дела Щелокова, Медунова и др.) и самые суровые наказания за экономические преступления принесли достаточно впечатляющие результаты. Однако после смерти Андропова продолжения дела «очищения»
социализма не последовало. Угроза потери привилегий для очень многих, если не большинства представителей номенклатуры становилась реальной, а
они не могли этого допустить.
Поздний социализм.
В конечном итоге на смену реальному советскому социализму пришел
качественно иной, поздний социализм. Он характеризовался плюрализмом
корневых институтов общества: социализированным институтам стали сопутствовать легитимные частные институты. По сути дела этот переход
означал возникновение смешанных обществ социалистической ориентации, о
которых говорилось в первой части нашей книги.
В политической жизни имело место сочетание власти партийной и государственной бюрократии с элементами внутрипартийной демократии и
представительной демократии, главным образом на региональном и местном
уровнях, при относительно значимой роли профсоюзов и других общественных организаций. Завершающим итогом политических реформ в период
позднего социализма, как известно, стало упразднение 6 статьи Конституции
о руководящей роли партии и введение института многопартийности.
Впрочем, вплоть до сегодняшнего дня не сложилось единообразной
интерпретации модели так называемой реальной социалистической демократии, оказавшейся очень специфичной почти в каждой из апробировавших ее
стран. И часто можно слышать суждения о том, что в нашей стране демократический социализм по Горбачеву так и остался кабинетной рекомендательной моделью.
С гораздо большей определенностью можно говорить об экономической составляющей проекта позднего социализма. Как воочию показал исторический опыт, отличительной чертой экономики позднего социализма выступала ее двух полярность. В первую очередь она выражалась в сосуществовании планово регулируемого государственного сектора, охватывающего, по меньшей мере, стратегические отрасли и основную часть инвестиционной сферы, и свободного от директивного управления многофункционального рыночного сектора10. При этом в составе последнего действовали дей-
Наиболее полно, с учетом специфического опыта отдельных стран, этот вопрос освещен
в широко известном фундаментальном труде Яноша Корнаи «Социалистическая система»
(М.: НП “Вопросы экономики”, 2000).
10
ствительно частные предприятия, индивидуальные и коллективные, и совместные предприятия с участием иностранных инвесторов.
Справочно: Экономико-идеологическую основу рыночного социализма
представляет широко известная одноименная теория, предполагающая сочетание плановых и рыночных начал хозяйственной деятельности. Родоначальником этой теории по праву считается выдающийся польский мыслитель Оскар Ланге, предшественниками которого являются знаменитый
итальянец Вильфредо Парето и его соотечественник Эдуардо Бароне. В
своем написанном более 70 лет назад пионерном труде, так и озаглавленном
«К теории рыночного социализма», Ланге доказывал возможность существования эффективной социалистической экономики. В качестве ее органичных звеньев выступают полностью конкурентные рынки товаров и труда наряду с системой гибкого государственного планирования.
В период позднего социализма имела место и глубокая культурная
трансформация. Она привела к установлению устойчивого многообразия
культурных порядков, сосуществующих друг с другом. В частности, распространение массовой поп-культуры (попсы) также стало знаковой чертой того
времени.
Как в свое время переход к НЭПу, Горбачевская «перестройка» не потребовала огромных первоначальных вложений: материальных, финансовых,
политических и др. Исходные предпосылки для становления институтов
смешанного общества социалистической ориентации имелись в наличии.
Однако в дальнейшем период правления Горбачева оказался отмечен
резкими перерывами «постепенности». Фронтальное в духе большевистского
максимализма реформирование во всех сферах жизни выразилось в явном
превалировании сугубо дискретных институциональных сдвигов и, соответственно, деэволюционных тенденций социального развития по его основным
направлениям.
Сказанное непосредственно касается экономической трансформации,
главным направлением которой призван был стать курс на демократизацию
экономики и предоставление максимальной самостоятельности предприятиям. Он осуществлялся не путем взаимно согласованных постепенных секторных институциональных реформ, а посредством декретируемых, сильно разнящихся во времени политических решений. Так, например, перевод предприятий на самофинансирование не был подкреплен созданием условий для
нормального денежного оборота внутри реальной сферы. Многие материаль-
ные ресурсы, остававшиеся сильно дефицитными, распределялись в порядке
фондирования, что резко ограничивало возможности предприятий в целом
осуществлять эффективное самофинансирование. Не полностью удовлетворялся платежеспособный спрос и на многие виды оборудования, особенно
вспомогательного, при одновременном перенасыщении производственного
аппарата морально устаревшими видами оборудования.
В целом на макро уровне в условиях относительной ценовой стабильности сложился сильный дисбаланс между ростом доходов предприятий и их
работников, с одной стороны, и возможностями их потребительского и инвестиционного наполнения, с другой. Экономико-политической реакцией на
этот дисбаланс стало введение ограничений на рост оплаты труда относительно валовой выручки и возможностей использования прибыли предприятиями по своему усмотрению. Хозяйственная самостоятельность предприятий была тем самым резко ослаблена и во многих случаях являлась чисто
формальной. Не менее существенно то, что основная часть нарождавшегося
малого и среднего предпринимательства в негосударственном секторе очень
быстро ушла в «тень» и попала в орбиту нелегального и просто криминального бизнеса. Это обстоятельство, к сожалению, во многом предопределило в
дальнейшем характер радикальных рыночных реформ в первой половине 90х годов.
Много усилий было предпринято для утверждения институтов производственного самоуправления. В средствах массовой информации широко
освещались альтернативные выборы директоров производственных предприятий. Но эта компания, не будучи ориентированная на создание действительно эффективной системы менеджмента, носила главным образом пропагандистский характер. И реального ослабления доминирующего положения все
той же хозяйственной номенклатуры, быстро приспособившейся к проведению показных выборов, не произошло.
В результате экономические преобразования, ознаменовавшие Горбачевскую перестройку, не привели к кардинальным позитивным результатам.
Во всяком случае, глобальные структурные деформации, связанные с функционированием ВПК, сырьевого сектора, сельского хозяйства и некоторых
перерабатывающих отраслей, не претерпели изменения и лимитировали
дальнейший экономический рост. До желаемого равновесия в распределении
общественного капитала между различными сегментами народного хозяйства, необходимого для успешной адаптации к полноценным правилам со-
временного рынка, было почти столь же далеко, как и в период становления
командной экономики.
В условиях пробуксовки институциональных реформ в экономике
вполне объяснимо неблагоприятными оказались и результаты технологической трансформации. Существенного технологического прогресса добиться
не удалось11. Несмотря на громогласно прокламируемые намерения, серьезного продвижения к формированию эффективного механизма стимулирования инновационной деятельности не произошло.
Не менее важно то, что полноценные по международным стандартам
инновации материализовались только в рамках ВПК. Существовавшие отраслевые органы управления и сами предприятия гражданской экономики
оказались невосприимчивы к постоянному внедрению научно-технических
достижений.
Как известно, в основном весомый эффект от инноваций достигается
путем реорганизации производственных систем в целом. Но в реорганизациях такого рода, влекущих за собой серьезные изменения в организационной
структуре и, в частности, в кадровом составе, сами предприятия не были заинтересованы. В первую очередь по причине отсутствия полновесных рычагов конкуренции. Их явно не могли заменить незначительные финансовые
стимулы от внедрения инновационных разработок (в основном в виде поощрительных надбавок к ценам).
Не будем долго говорить о неудачах в области социальной политики.
Достаточно вспомнить о практически нокаутирующем ударе по престижу
власти, которая нанесла необдуманная антиалкогольная кампания в 19851986 гг.
Впрочем, главные, оказавшиеся непоправимыми внутриполитические
ошибки Горбачева и его команды лежали глубже.
Во-первых, полностью игнорировался процесс дальнейшего усиления
обуржуазившейся номенклатуры и в целом широкого слоя советской буржуазии, о котором мы уже говорили. Он не мог не иметь место в условиях резкого расширения самой сферы накопления богатства, прежде всего, в результате повсеместного ухода «в тень» негосударственного бизнеса и порядкового
расширения коррупции.
Приведем только одну цифру: если в среднем в 1971-1975 гг. число созданных новых
образцов техники составляло 4 тысячи, то в 1990 г. этот показатель сократился до 2165.
Тенденция прямо противоположная обще мировой.
11
Во-вторых, не учитывалось и вполне естественное стремление номенклатуры советских республик к полной власти и самостоятельности от Кремля. По признанию самого Горбачева, он недооценил силу национализма.
Уточним, «партийно-номенклатурного» национализма, взращенного в самих
недрах социалистического строя.
Особый вопрос – проводившаяся политика в области идеологии. Она
не имела четко выраженной целевой направленности и реально не противодействовала происходившей невосполнимой девальвации социалистических
ценностей. В этой связи нельзя забывать и о войне в Афганистане, глубоко
затронувшей самые широкие слои советского общества и перевернувшей их
сознание. Древнейший миф о коммунистическом рае, даже в сравнении мифами древней Эллады, себя полностью идеологически исчерпал.
Наконец, крайне неудачными оказались результаты внешней политики.
Односторонние уступки странам Запада и Североатлантическому альянсу
(НАТО) оказались слишком обременительными для нашей страны, особенно
с точки зрения состояния ее национальной экономики и социальной сферы.
Конечным следствием неудач курса «перестройки» стал крах Советского блока, распад СССР и падение социалистического строя в 1991 году.
Наступил новый этап системной трансформации, продолжающийся до настоящего времени.
2. Постсоциалистическая системная трансформация:
основные результаты.
Подавляющее большинство читателей наверняка хорошо знакомы с
огромным множеством фактов, касающихся состояния современного российского социума. Поэтому навряд ли стоит останавливаться на общеизвестных
констатациях. Не отвлекаясь на отдельные, хотя и очень важные вопросы,
постараемся кратко и беспристрастно оценить основные результаты технологических и институциональных сдвигов в ходе системной трансформации в
рамках настоящего, очевидно незавершенного во времени периода постсоциалистической трансформации.
Результат первый.
Приходится констатировать, что кардинальные технологические сдвиги, происходящие в мировом масштабе в последнее десятилетие, оказали
весьма ограниченное воздействие на ход трансформации социальной системы нашей страны. Отставание от ведущих западных стран в области наукоемких и высоких технологий определенно усилилось. Так, если ранее, в период 1960-х годов, между СССР и ведущими западными странами выдерживался паритет в ряде ключевых областей научно-технического соревнования,
то сейчас в России доля инновационной продукции в объеме ВВП составляет
порядка 1%. Объективной потребностью является увеличение этой доли до
уровня 3-5%, присущего передовым странам.
Как показывают конкретные исследования, формирование постиндустриального технологического уклада происходит слишком медленно в силу
незначительной инновационной активности и неприемлемо низких вложений в
человеческий капитал новых поколений со стороны самих предпринимателей.
В реальной сфере их основные усилия по-прежнему, как и в период девяностых, сосредоточены на текущих неотложных нуждах, обеспечивающих необходимое положение на рынке.
Так, в настоящее время разработку и активное освоение инноваций в
России осуществляет примерно 5% промышленных предприятий, в то время
как в США − около 30%. До сих пор большая часть осваиваемых обычными
российскими предприятиями инноваций все-таки не обеспечивает выпуск
продукции, конкурентоспособной на мировом рынке. Исключение представляет только положение дел по применению новейших информационных технологий и ряда «закрытых» технологий, получивших успешное распространение в
России.
Результат второй.
Произошедшее кардинальное расширение масштабов частнопредпринимательской деятельности сопровождалось фундаментальными институциональными сдвигами. В целом можно говорить о завершении периода адаптации
новых экономических институтов к реальным хозяйственным условиям.
Первоначально намеченного перехода к институтам рынка, соответствующим западным образцам, определенно не произошло. Корпоративная и
личная собственность, как бы полученная в наследство от социалистической
эпохи, занимала до последнего времени наибольший удельный вес в структуре национального богатства. Не менее существенно и то, что фактически в
ходе начального этапа приватизации эта огромная собственность была перераспределена в решающей мере в пользу представителей (включая членов
семей) прежней и новой номенклатуры, занявших ключевые позиции на
бывших социалистических предприятиях в реальной сфере и в финансовой
сфере.
Постсоциалистическая российская специфика проявляется в сохранении атрибутов ведомственного монополизма, особенно в сырьевой сфере,
властного, во многом прежнего номенклатурного диктата в сфере корпоративного управления, теневой и просто криминальной координации бизнеса
любого размера − крупного, среднего, малого. Функционирование этих институтов предопределяет движение большой части экономических ресурсов
и стратегию поведения многих экономических агентов.
В то же время влияние мирохозяйственных процессов очень существенно
проявилось в отношении развития большинства сегментов отечественной экономики, особенно рынков энергоносителей, других первичных ресурсов и потребительского рынка. Ориентация на достижение максимально возможной по
международным меркам конкурентоспособности все и более и более утверждается как одна из главных черт рыночной деятельности.
Наряду с сугубо общемировыми переменами очень существенное воздействие на развитие отечественной экономики оказали внешние региональные
сдвиги. При этом применительно к настоящему моменту правомерно констатировать весьма успешную региональную экономическую интеграцию евразийских постсоветских стран, связанную со становлением Евразийского экономического союза (ЕврАзЭс).
За последнее десятилетие, если не брать в расчет период нынешнего кризиса, очень впечатляюще выросли иностранные инвестиции. В свою очередь в
них весьма весомую долю составляет капитал ТНК. Однако их присутствие на
отечественном внутреннем рынке, в основном в форме участия в совместных
предприятиях (проектах), ограничилось только некоторыми отраслями. В этом,
несомненно, проявилась весьма жесткая внешнеэкономическая политика государства.
Очевиден существенный хозяйственный прогресс, достигнутый в период
1999 - 2007 гг. Почти на всех рынках в реальной и финансовой сферах увеличился ресурсный потенциал при совершенствовании его институционального и
организационного обеспечения. Крайне важно, что высокой динамикой отличался потребительский рынок. Набирая в отдельные периоды максимальные
обороты, этот рынок инициировал в полном соответствии с известным эффектом мультипликатора подъем на других рынках. Явью стал и долгожданный
рост производственных инвестиций, в том числе в перерабатывающих отраслях
отечественной промышленности.
Особо следует выделить наблюдавшиеся длительное время, в течение девяти лет, позитивные тенденции сокращения зоны бедности и очень значительного увеличения реальных доходов занятых в традиционных отраслях промышленности и сферы услуг. Да, и в целом впечатляющий рост личного благосостояния опять-таки в указанный период трудно подвергнуть сомнению: существенно увеличилась жилищная обеспеченность, сильно возросло приобретение
автомобилей, компьютеров, аудио-видео техники, верхней одежды, спортивного
инвентаря ... Как говорится, список можно продолжить.
Вместе с тем экономические успехи недавнего времени во многом объяснялись очень хорошими финансовыми и особенно кредитными условиями деятельности для крупного российского бизнеса, в свою очередь возникшими благодаря огромным доходам от продажи нефти и других сырьевых ресурсов.
Именно они служили залогом финансовой состоятельности государства и
надежности, находящихся под его опекой, крупных отечественных корпораций
как кредитозаемщиков.
Достигнутый экономический рост не сопровождался серьезными структурными сдвигами. По-прежнему, имело место воспроизводство унаследованной от советского времени производственной структуры национальной экономики, в которой доминирующую роль играют низкотехнологичные отрасли. Более того, диспропорция в пользу сырьевых отраслей усугубилась. Слабо изменилась и пространственная структура отечественной экономики, причем за последний период гипертрофированно высокая дифференциация российских регионов по уровню экономического развития еще более усилилась.
Отсутствие серьезных структурных перемен вполне понятно отражает
медленное повышение эффективности, как соотношения результатов и затрат,
деятельности отечественных производителей и, соответственно, их конкурентоспособности. Ощутимый прогресс наблюдается только в отношении роста эффективности использования энергетических ресурсов в отдельных хозяйственных отраслях.
Мировой кризис обнажил порок фундаментальной неэффективности
многих видов экономической деятельности. Неимоверно большое число отечественных предприятий, ранее адаптировавшихся к прежним комфортным ценовым, финансовым и кредитным условиям, теперь в новых рыночных реалиях
оказались на грани закрытия. Падение промышленного производства за первое
полугодие текущего года на 15 % (по официальным данным) говорит само за
себя.
Главная причина низкой конкурентоспособности российских производителей коренится в недостаточной по международным меркам эффективности
действующих институциональных механизмов. Это признается и в официальных правительственных документах. Преодоление сложившегося институционального «разрыва» потребует в предстоящей перспективе глубоких реформ,
далеко выходящих за границы самой экономической сферы. А они неизбежно
будут сопряжены с грандиозными затратами, особенно в части управленческих
перестроек.
Из всего сказанного следует, что подводить итоги экономической трансформации в постсоциалистической России явно преждевременно. Все еще впереди…
Результат третий.
Несомненно, переход к иному общественному строю оказался сопряжен с коренными статусными сдвигами. Главной отличительной чертой бурного первого этапа статусной трансформации стала легитимизация широкого
класса собственников. Результаты социологических исследований показывают, что главенствующее положение в статусной пирамиде наряду с банкирами, представителями торгово-посреднического бизнеса и государственного
аппарата заняло руководство и высший управленческий персонал приватизированных предприятий. Кроме того, в состав господствующей страты вошли
и представители “теневого” бизнеса, ставшие партнерами хозяйственной номенклатуры в ходе проведенной приватизации. Они, судя по многочисленным известным фактам, многократно увеличили свою собственность и одновременно повысили свой социальный статус.
Продолжающийся второй этап статусной трансформации, по единодушному мнению социологов, не отличался существенными метаморфозами.
По существу во взаимоотношениях между основными социальными стратами наблюдалось устойчивое статус-кво.
Так, доминирующие статусные позиции до настоящего времени принадлежат слою крупных собственников. В пользу сказанного можно привести множество свидетельств. Возможно, наиболее красноречивое из них −
грандиозное распространение рынков недвижимости, главным образом ориентированных на интересы этой страты.
Многие представители номенклатурной буржуазии, занимавшие лидирующее положение в статусной пирамиде в период “позднего” социализма и
в ходе начального периода радикальных рыночных реформ, продолжают сохранять свое высокое статусное положение. Но если ранее социальный статус прежней советской номенклатуры основывался исключительно на рычагах административного управления, то сейчас нынешняя номенклатура владеет огромной собственностью, приносящей доходы – реальным капиталом.
И вполне объяснимо смысловое значение часто употребляемого слова «Рублевка» давно воспринимается как синоним недостижимого мира обитания
высших людей.
Можно утверждать, что ожидания на благоприятные изменения социальной структуры в ходе быстрой рыночной либерализации и приватизации
не оправдались. Очень удачной представляется ее характеристика, как многослойного образования. Лидирующее положение в нем принадлежит сложившемуся объединенному слою старой и новой номенклатуры и теневого, в
значительной мере криминального бизнеса, реально тесно связанного со
многими представителями высокопоставленной государственной бюрократии.
Общественное признание как социально состоятельная также получила
экономически независимая страта обычных предпринимателей. Тем не менее, слой независимых предпринимателей, главной социальной опоры развития капитализма в его западном понимании, остается достаточно узким.
Наблюдавшееся до последнего времени увеличение численности среднего слоя (именно слоя, а не класса!) происходило в основном за счет бурного роста торговли, посреднических услуг и некоторых других направлений
предпринимательской деятельности, но вне большинства отраслей реальной
сферы. В противоположность постсоциалистическим странам Центральной
Европы, в России, как и в большинстве постсоветских государств, предпринимательский средний класс реально не располагает экономическими и, тем
более, политическими ресурсами, достаточными для общественного лидерства. Тем самым статусное распределение в нашем обществе обусловлено в
наибольшей мере действием прежних или трансформировавшихся социализированных факторов распределения (в частности, связи с криминальными
авторитетами), а не деловым личным успехом.
В качестве атрибута жизни российского общества утвердился и статус
нищеты как фактической социальной отверженности. Реальное существова-
ние огромного числа очень бедных и нищих людей проявилось в действии
целого пласта норм и правил, главным образом негласного характера. При
этом за чертой бедности, по существующим оценкам, находится более чем в
2 раза больше наших сограждан, чем при прежнем общественном строе.
Подавляющая часть неимущих не приспособлена по самым разным причинам к выполнению квалифицированной работы. Неквалифицированная же
работа, которой у нас, согласно даже официальным обследованиям, занимается
около 15 % всех занятых, не будет вознаграждаться на приемлемом, относительно сложившихся потребительских стандартов, уровне еще очень и очень
длительное время. Неудовлетворительное по физиологическим нормам существование, не говоря уже о более высоких материях, многомиллионной массы
наших сограждан вполне закономерно связано с маргинальным поведением их
значительной части. Оно непосредственно находит выражение в бездомности и
бродяжничестве, в высоком уровне мелкой, в основном бытовой, преступности
и широком распространении психических, притом социально опасных заболеваний.
В свою очередь, распространение явной бедности и нищеты оказалось
сопряжено с невысоким материальным благосостоянием наиболее многочисленного имущественного слоя населения, который может быть назван полубедным. Главным образом этот слой, по разным оценкам, составляющий от
30 до 45% населения, охватывает работников наемного труда, не имеющих
значимой личной собственности и не получающих заметных доходов от владения капиталом. А их трудовых доходов хватает только для удовлетворения насущных, повседневных семейных потребностей. Как следствие, накопленный огромный заряд социальной неудовлетворенности, особенно со стороны молодого поколения, выступает неотъемлемым фактором будущего
развития.
Справедливости ради, нельзя не отметить позитивные перемены в статусной структуре до самого недавнего времени. Так, усилилась прослойка высококвалифицированных специалистов, в том числе занятых в высокотехнологичных видах деятельности. В перспективе в случае успешных всесторонних постиндустриальных преобразований эта социальная страта может претендовать на
первенствующее статусное положение. До последнего времени происходило и
«рассасывание» полубедного слоя, охватывающего в наибольшей мере представителей бывшей советской интеллигенции. Часть из них повысила свой профессиональный статус и приобрела более высокий социальный статус.
Впрочем, следствием происходящего кризиса, грозящего превратиться в
длительную рецессию, может стать усиление противоположных, негативных
тенденций статусных изменений. Уже по прошествии немногим более полугода
с начала кризиса резко усилилась поляризация богатства и бедности, связанная
с сокращением занятости и потерей доходов огромного числа россиян. В такой
ситуации официальный прогноз ускоренного становления среднего класса собственников как доминирующей социальной страты вызывает большие сомнения.
Результат четвертый.
В нашей стране установился унитарный политический режим. Но при
этом представляется очень затруднительным дать однозначно качественную
оценку основному формальному институциональному порядку, сложившемуся
на политическом поле. Он выглядит крайне мозаичным: на всех этажах существующей политической власти наблюдается различное сочетание авторитарных институтов, отвечающих интересам тех или иных элит, и в принципе
(именно в принципе!) демократических институтов, ориентированных на интересы гражданского большинства.
Концентрация усилий на первоочередное выполнение экономических и
социальных целей стабилизации и развития происходила при медленном становлении институтов политической демократии. Заведомо превалирующее,
по существу монопольное положение организаций, представляющих интересы существующей власти на политическом поле, сопряжено с малозначимой
ролью общественных движений, независимых от господствующей элиты.
Справедливой выглядит весьма критическая оценка общественной роли существующих политических партий, слабо выражающих интересы широких слоев своих избирателей. Отсутствие серьезной конкуренции существующей власти дает возможность свести политическую жизнь к ”подковерной” борьбе.
Также серьезно деформированными остаются механизмы взаимодействий между исполнительной и законодательной ветвями власти. В таких
условиях обладание пресловутым административным ресурсом позволяет
исполнительной власти самостоятельно решать большинство вопросов, часто
без надлежащего правового обеспечения и общественного контроля.
С большими избыточными издержками связано и осуществление взаимодействий между различными составляющими самой исполнительной вла-
сти, прежде по вертикали. Несмотря на совершенствование правовых регламентаций отношений федеральных, региональных и местных органов управления, они остаются сильно подверженными волевому диктату. Существующие власти, особенно региональные, во многих случаях действуют в обход
существующих законодательных норм, ограничивая прерогативы нижестоящих властей. Это очень отрицательно сказывается на эффективности функционирования реформируемых институциональных механизмов местного
самоуправления.
Влияние общемировых и региональных перемен на политическое развитие России продолжает оставаться очень значимым. Несомненно, геополитические риски, сопровождающие процесс глобализации и связанный с ним процесс противостояния разных стран, для нашей страны объективно крайне велики. И они определенно усилились вследствие нынешнего мирового кризиса.
Поэтому возврат нашей страны в число ведущих мировых держав предполагает
наряду со скорейшей постиндустриальной трансформацией и кардинальное
усиление военно-политического потенциала. Реализация крупномасштабных
стратегических программ в этой области будет существенно сказываться на основных переменных вектора политического развития России.
Результат пятый.
Очевидны кардинальные изменения институтов, регулирующих отношения между субъектами права (включая, конечно, государство) с целью обеспечения гражданских прав и прав собственности, произошедшие в постсоциалистический период. Речь идет о целой совокупности институтов, обеспечивающих неприкосновенность собственности, частной жизни, личной и семейной
тайны, равенство участников гражданских отношений, свободу заключения договоров между физическими и юридическими лицами и самостоятельность
предпринимательской деятельности, беспрепятственное осуществление действующих и восстановление нарушенных гражданских прав, а также судебную
защиту гражданских прав.
Такое разнообразие юридических регламентаций вполне адекватно отражает коренные изменения взаимоотношений субъектов гражданского права в
сопоставлении с социалистической эпохой. Тогда, весомых институциональных
механизмов для обеспечения гражданских прав просто не существовало. Защита прав собственности в основном сводилась к регулированию узких личноимущественных отношений, а превалирующая государственная собственность в
юридической защите просто не нуждалась.
Однако многие новые правовые институты характеризовались сильной
незавершенностью и недостаточной адаптацией к постсоциалистическим реалиям. Достаточно напомнить о неэффективности действовавших юридических
норм в ходе проведенной приватизации в 1993-1997 гг.
Несовершенство правовых условий рыночной деятельности в наибольшей мере отвечало интересам сформировавшейся олигархии в сырьевой сфере,
близкой к естественной монополии, и банковской сфере, а также связанной с
ней бюрократической элиты. Именно эти корпоративные группы, располагая
исходными материальными, финансовыми и административными ресурсами,
максимально использовали для извлечения экономически незаслуженной ренты
несовершенство юридических условий приватизации и неэффективность многих других правовых регламентаций.
В то же время представители в чистом виде либерального рыночного
уклада – предприниматели, действовавшие на действительно конкурентном
рынке, оказались в большинстве своем в проигрышном положении. Это прямо
проявляется до сих пор в медленном развитии в России малого и среднего законопослушного предпринимательства.
Определенно в послекризисный период произошел определенный прогресс в отношении становления эффективных правовых институтов. Наряду с
принятием эффективных законодательных норм, заполнивших правовой вакуум (Закона о предпринимательстве, Налогового кодекса, Закона о конкуренции на финансовых рынках и др.), усилились правовые препятствия для
незаконной экономической деятельности и коррупции. Весомое в практическом плане улучшение условий предпринимательской деятельности начинает
приносить и применение новых регламентаций в области финансового и торгового (коммерческого) права, установленных в законодательном порядке.
Существенный прогресс достигнут и в области гражданского законодательства: многие вопросы, ранее вызывавшие серьезные конфликты (как, например, возмещение ущерба от повреждения личного транспорта), стали разрешимыми сугубо на правовой основе.
В то же время всеобъемлющая реформа национальной правовой системы остается очень и очень далекой до завершения с точки зрения институциональных критериев. Давно начавшиеся административно-правовая и судебная реформы происходят крайне медленно и пока не приносят ощутимых в
макро масштабе результатов. И есть основания предполагать, что темпы ин-
ституциональных преобразований на правовом поле еще более замедлятся
вследствие произошедшего сужения финансовых возможностей государства.
К сожалению, правовой нигилизм во всех сферах общественной деятельности остается весомым атрибутом социальной жизни. Так, формально
действующие правовые нормы в рамках хозяйственного и гражданского права до настоящего времени в большом числе случаев лишь частично выполняют функцию реальных регламентаций поведения корпораций, в том числе
государственных.
Фактически унаследованными от прошлой социалистической эпохи
оказались многообразные правила неписаного права, дополняющие институты официальной правовой системы. В этом заключается ее принципиальное
отличие от системы правовых институтов США, в исходном своем виде возникших при зарождении капиталистического строя с “нуля” и в дальнейшем
трансформировавшихся по мере его развития. Тем самым безоговорочное заключение об окончательном утверждении институтов гражданского общества в России и других странах СНГ выглядит заранее “заданным” и может
быть поставлено под сомнение.
Результат шестой.
В целом трансформация культурного поля и, прежде всего, его корневых институтов не знаменовала собой кардинального приближения к западной цивилизации в ее традиционном понимании. Произошедшие культурные
перемены, которым весьма способствовала продолжающаяся глобализация
информационного пространства, не привели к первенству западных культурных стандартов и в целом идеологии западного образа жизни, хотя стандарты
массового потребления и массовой культуры получили широкое распространение. Такой результат резонно связывать с двумя главными причинами.
С одной стороны, с наблюдавшимся длительным отставанием по уровню экономического развития и особенно социального благополучия от стран
− носителей современной западной культуры. Следует констатировать, что в
России и других странах СНГ, наиболее трудно переживших начало радикальных системных изменений, происходила и явная культурная деградация
среди многочисленных по своему составу слоев общества. Доступ к большинству культурных благ оказался затруднен и во многих случаях просто
недоступен для бедных и полубедных слоев населения. Резкое падение уровня жизни и усиление бедности вызвали сильнейший культурный “шок”. Вос-
приятие достоинств человеческой личности исключительно через призму
имущественно-денежного достатка имело следствием отторжение от многих
духовных ценностей. По существу само психологическое здоровье нации
оказалось сильно подорванным. И это прямо сказывается до сих пор на культуре общения (прежде всего языкового), стандартах распространения и подачи информации, личной и деловой этике, развитии творческих видов деятельности и в целом искусства.
С другой стороны, с сохранением культурных национальных традиций
и ценностей и даже возникновением противоположной тенденции к усилению их влияния в прежних социалистических национальных (многонациональных) обществах, близких по своим цивилизационным характеристикам к
традиционалистскому обществу. Многовековые традиции Евразийской цивилизации, ранее сформировавшейся на бывшем советском пространстве,
оказались мощным препятствием для утверждения западных культурных
ценностей по многим направлениям. Кроме того, в нашей стране весомым
дополнительным противовесом западной культурной экспансии выступает
распространение азиатских стандартов материального и духовного потребления, усилению которых способствуют складывающиеся демографические и
миграционные тенденции.
Безусловно, в период поступательного развития нашей страны в 19992007 гг. потребление культурных благ существенно повысилось. Особенно
это коснулось сферы массовой культуры.
Вместе с тем, и в самое благоприятное время, до наступления кризиса,
государственная политика на культурном поприще не носила активного интервенционистского характера. Огромная дифференциация доходов и, тем
более богатства в нашем обществе по-прежнему в сильной мере обусловливает характер распределения культурных ценностей. Полноценный доступ к
богатствам отечественной и, тем более, мировой культуры имеют только понастоящему богатые люди – долларовые миллионеры.
В целом сложившееся общенациональное культурное пространство
остается исключительно неоднородным. Традиционно евразийские, бывшие
советские, западные и привнесенные с Востока образцы и ценности причудливым, но далеко не мирным образом сосуществуют друг с другом. Сохраняет свое весомое значение и культурный порядок, во многом опирающийся на
идеологическую ментальность криминального мира, а также неформальные
молодежные субкультуры.
В дальнейшем коренные культурные трансформационные сдвиги неизбежны – такой вывод очевиден.
Результат седьмой.
Исходя из отмеченных итогов трансформационных сдвигов на основных институциональных аренах, вполне объяснимыми представляются параметры социального развития, характеризующие изменения состояния окружающей среды, демографической динамики и миграционной ситуации.
Так, сильное ухудшение экологической обстановки и тем более демографический кризис в России правомерно рассматривать в первую очередь
как следствие сверхбыстрой рыночной либерализации и приватизации в
1992−1993 гг., и параллельно произошедшей потере духовных и культурных
ценностей среди огромного числа наших сограждан. «Шокотерапия» привела
к немыслимо долговременному ухудшению общего социального климата,
последствия которого проявляются и в настоящее время. Так, по-прежнему
чрезвычайно распространены в нашей стране хроническая форма алкоголизма во всех, что греха таить, возрастных группах населения, молодежная
наркомания и психические заболевания. Достаточно привести официальные
сравнительные данные о смертности вследствие заболеваний сосудов головного мозга. По этому показателю Россия в 5 раз опережает США и Францию,
более чем в 3,5 раза большинство ведущих европейских стран и почти в 2 раза бывшую социалистическую Польшу12.
Причины того же характера во многом обусловили направления миграционных потоков. Именно падение уровня жизни и утрата привычных ценностных ориентаций коренного населения Кавказа и Средней Азии вызвало
его миграцию в Центральную Россию.
Таким образом, исходя из результатов значимых трансформационных
преобразований, оценка состояния социальной системы России на настоящий
момент выглядит весьма неоднозначной. Явно неправомерна односторонняя
оценка итогов развития страны с позиции улучшения сугубо экономических
индикаторов, главным среди которых полагают рост ВВП. Целый ряд других
важнейших индикаторов, прежде всего, продолжительности жизни, рождаемости, состояния окружающей среды, уровня преступности, миграционной
напряженности, свидетельствует о сохранении негативных тенденций социальных изменений.
12
См.: Российский статистический ежегодник. М., 2008, с. 794.